Белки в Центральном парке по понедельникам грустят - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Панколь cтр.№ 89

— Так-так… Составляете заметки о жизни богатых и развращенных? — спросил он язвительно.

Жозефина густо покраснела.

— Значит, я прав. Вы шпионка. На кого работаете? Надеюсь, на меня… На ваш будущий роман…

Жозефина пролепетала:

— Нет-нет, никакие заметки я не составляла…

— Ну и зря! Это сборище — кладовая разных историй. Есть о чем написать записки в стиле мадам де Севинье, не все же сидеть в двенадцатом веке… А мне прямая выгода. Посмотрите, например, на эту трогательную пару…

Он показал ей подбородком на ту самую женщину, что цеплялась за руку мужа.

— Они показались мне здесь единственными, кто вызывает симпатию.

— Хотите, расскажу вам их историю?

Он взял ее под локоть, подвел к дивану, и они уселись рядом.

— Здесь хорошо, правда? Как в кинозале. Посмотрите на них. Все устремились к безе Беранжер, словно большие жадные мухи, мухи-простофили, которых ничего не стоит одурачить… Потому что вовсе не Беранжер печет эти дивные творения. Их автор — мадам Кейтель, кондитерша в пятнадцатом округе. Вам это известно?

Жозефина притворилась, что не может в это поверить.

— Пф-ф-ф, — фыркнул Серюрье, — зря стараетесь: врать все равно не умеете. Я видел, как вы проскользнули черным ходом, сгибаясь под весом коробок! Вы даже счет обронили. Жак будет недоволен! Не удастся списать пирожные из расходов по приему.

Он сунул руку в карман и достал счет, а потом предусмотрительно сунул обратно. Жозефина прыснула, прикрывшись ладошкой. Она чувствовала себя гораздо лучше, и ее разбирал смех.

— Вот зачем она вас пригласила!.. — продолжал Гастон Серюрье. — Я думал, что делает эта восхитительная нежная женщина среди такого сборища? Сразу должен был догадаться! Жак самоустранился, Беранжер позвонила вам в последнюю минуту, и вы, конечно же, согласились помочь. Вечно вам достаются наряды вне очереди. Вам бы податься в сестры милосердия или открыть бесплатную столовую для бомжей.

— Я думала об этом… А сегодня вечером совсем другая история… Мне даже думать противно обо всем этом маразме.

— Так я и думал. Восхитительная и нежная.

— Вы произносите это так, словно имеете в виду «глупая и наивная».

— Вовсе нет! Я внимательно отношусь к словам, к тонкостям смысла и только укрепляюсь в своем мнении о вас.

— Никогда не понятно, шутите вы или говорите серьезно…

— А вам не кажется, что так даже лучше? Скучно жить с предсказуемым человеком. Быстро приедается. Если я что-то в жизни ненавижу, так это скуку. Зверею от скуки, убить могу. Или укусить. Или что-нибудь взорвать.

Он провел рукой по волосам и произнес тоном обиженного ребенка:

— И к тому же я не могу курить! Для этого надо выйти, а мне приятнее сидеть здесь, с вами. Вы не против, если я за вами поухаживаю?

Жозефина не нашлась что ответить. Уставилась на носки своих туфель.

— Похоже, я вам докучаю…

— Нет-нет! — живо возразила она, ужаснувшись, что могла его обидеть. — Но вы отклонились от темы, вы обещали рассказать мне историю той пары, которая кажется мне такой трогательной…

Губы Гастона Серюрье искривила жестокая усмешка:

— Не торопитесь восхищаться кем попало… Меньше страсти, сейчас вы услышите историю, от которой попахивает серой и святой водой…

— Значит, они хорошие актеры…

— Можно и так сказать…

— История в стиле «Тех, что от дьявола»?

— Именно. Надо бы рассказать Барбе д’Оревильи, он сделал бы из нее новеллу для своего сборника. Короче: она из богатой семьи, католики из провинции. Он из столичной бедноты, эдакий парижский воробей. Умный, ловкий, живой, обаятельный, блестяще учился. Она робкая, скромная, наивная, с трудом окончила школу. Но это с лихвой компенсировало ее состояние. Он встретил ее на практических занятиях в автошколе, соблазнил и женился, она была тогда очень молода и невинна. И сильно влюблена.

— Ну просто как в сказке! — хихикнула Жозефина. Ей все легче и приятнее было с этим человеком. Хотелось смеяться над всем, что он говорит. И не было больше так неуютно в этой большой гостиной.

— Но это еще не все! — сказал он, выдержав многозначительную паузу. — Не знаю, должен ли я все это вам рассказывать. Заслуживаете ли вы доверия?

— Святой истинный крест, разрази меня гром, чтоб мне сквозь землю провалиться! Кстати, мало кого из моего окружения интересуют эти люди…

— Это верно… Вы же ни с кем не видитесь, никуда не ходите, разве что к мессе. Навернув на голову длинную мантилью, перебирая четки на запястье…

— Практически так оно и есть! — засмеялась она.

Она смеялась как ребенок. И сразу стала от этого красивой, яркой, словно засветилась изнутри. Словно на нее направили прожектор. Смех высветил внутреннюю, скрытую красоту, от которой засияли ее глаза, ее кожа и ее улыбка.

— Вам надо почаще смеяться… — сказал Серюрье, посмотрев на нее внимательно и серьезно.

Жозефина в это мгновение почувствовала, что между ними образовалась какая-то душевная связь. Тайное нежное сообщничество. Как если бы он запечатлел нежный поцелуй на ее опущенных веках и она молча его приняла. Они заключили пакт. Она приняла его благородную грубость, его тронула ее жизнерадостная невинность. Он будоражил ее, смешил, она его удивляла и пробуждала в нем смутную нежность. «Мы могли бы стать хорошими друзьями», — подумала она, впервые обращая внимание на его длинный прямой нос, смуглую кожу, черные волосы испанского идальго, слегка тронутые сединой.

— Ну, я продолжаю… Прекрасный брак… Прекрасная квартира, которую подарили молодым на свадьбу ее родители, прекрасный дом в Бретани, тоже их собственность. Короче, удачное начало жизни. Очень быстро он постарался сделать ей детей, двух чудесных детишек, и… с тех пор и пальцем ее не касался. Она даже не удивлялась, полагая, что у всех пар так и происходит. А потом, годы спустя, она собралась в горы кататься на лыжах и забыла шерстяную шапочку в своей комнате — точнее, в их комнате, а когда зашла, застала своего мужа в постели… с другом. С его лучшим другом. В самом разгаре процесса. Это был ужасный шок. С тех пор она живет на прозаке и не выпускает руки человека, который ее предал. И с этого момента история становится примечательной… Он стал лучшим мужем в мире. Внимательным, нежным, услужливым, терпеливым. Можно даже сказать, после этого жесточайшего разочарования они только и стали настоящей парой. Странно, да?

— Действительно странно…

Любовь — странная штука. Филипп сказал, что любит ее, а сам спит с другой. Она кладет свои часы на его ночной столик перед тем, как пойти в душ, торопится в его объятия, а потом засыпает…

— И это только одна история из множества. Никто из персонажей, здесь представленных, не живет так, как рассказывает. Все врут. Одни привирают по мелочам, другие мистифицируют по-крупному. Но никто не идет тем путем, про который говорит. А вы совсем другая, Жозефина… Вы странная женщина.