— Ну, спасибо тебе, друг, за добрые вести, и счастливого Рождества.
Станислас засмеялся, затем сказал:
— Знаю, я не должен был заводить сегодня об этом речь, но меня достало слушать, как всякие дебилы говорят, что кризис миновал, когда он только начинается. Незадолго до падения «Леман Бразерс» президент «Дойче банка» обронил в разговоре, что худшее позади и что, закидывая миллиарды в топку банков и страховых компаний, мы спасем нашу систему! Нам не просто кризис предстоит пережить, а полный распад капитализма, вихрь, цунами… И все эти важные господа не видят дальше своего носа! Для них все оказывается неожиданностью.
— И все же есть ощущение, что жизнь идет своим чередом, что никто не представляет себе, сколь глубока пропасть, в которую мы летим.
— Это и поражает! Кризис распространятся неотвратимо, как прилив в бурном море, а миллиарды, брошенные в жертву виртуальной экономике, послужат лишь для того, чтобы взорвать систему.
— А люди тем временем покупают рождественские подарки, готовят индеек и украшают елочки, — заметил Филипп.
— Да… Словно привычка сильнее нас… Словно она накладывает на глаза шоры. Словно пробки, снег, кафе за углом, свежая газета, симпатичная девушка в автобусе и сводка новостей по утрам вселяют в нас надежду на лучшее будущее. Это дает уверенность в том, что кризис не унесет нас, не тронет, пощадит. Готовься к кардинальным переменам, Филипп! Я уже не говорю о том, что скоро грядут и другие перемены: изменятся климат, окружающая среда, источники энергии. Нужно будет попасть в струю времени и пересмотреть весь образ жизни!
— Да знаю я, Станислас… Я даже думаю, что долго к этому готовился… сам того не подозревая. Вот что удивительно. У меня было нечто вроде предчувствия года два назад. Я предвидел то, что сейчас происходит. Медленно нарастающее отвращение… Я не выносил ни мира, в котором жил, ни своего образа жизни. Я бросил работу в конторе, бросил всю прежнюю жизнь, развелся с Ирис, переехал жить в Лондон и с тех пор вроде как жду чего-то… Какой-то новой жизни. А какая она будет? Не знаю. Иногда пытаюсь представить ее себе…
— Надо быть семи пядей во лбу, чтобы ответить на этот вопрос! Мы куда-то движемся, это точно, но вслепую, на ощупь… Можем поужинать вместе после праздников, если ты свободен. Продолжим наши мрачные прогнозы! Ты останешься в Лондоне?
— Сегодня я ужинаю у родителей. В Южном Кенсингтоне. Сначала отпразднуем с ними Рождество, а там поглядим, что нам с Александром в голову взбредет! Я пока ничего не решил… Я говорил тебе, что пустил дело на самотек, пусть все идет своим чередом, я принимаю все как есть и стараюсь найти в этом радость.
— Как Александр?
— Не знаю. Мы редко разговариваем. Мы сосуществуем, и это меня удручает. Я только начал его для себя открывать, мне так нравилась наша мужская дружба, и вот она словно улетучилась.
— Возраст такой… А может, реакция на смерть матери. Вы говорили об этом?
— Никогда. Я даже не знаю, стоит ли пытаться… Хотелось бы, чтобы инициатива исходила от него.
У Станисласа Веззера не было ни жены, ни детей. Но он отлично умел давать советы отцам и мужьям:
— Не волнуйся, он к тебе вернется… Между вами связь, которую не порвать… Поцелуй его от меня, и посмотрим, что будет. Ты кажешься очень одиноким… Опасно одиноким… Не хватайся за все подряд, чтобы заполнить одиночество… Это худшее из решений.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Не знаю… Может, делюсь собственным опытом…
Филипп ждал, что Станислас будет дальше откровенничать, но тот замолчал. Тогда он решил закончить разговор:
— Салют, Стан! Спасибо, что позвонил.
Положив трубку, он долго смотрел, как снег падает в сквере на деревья. Большие, тяжелые хлопья спускались с неба медленно и величественно, кружились, как пушистые клочья ваты.
Станислас, несомненно, прав. Мир, который он знал, скоро исчезнет. Он больше его не любил. Единственное, в чем вопрос: на что же похож этот дивный новый мир?
Он пошел в гостиную, позвал Анни.
Она вошла, высокая, прямая, в длинной серой юбке и тяжелых черных туфлях: «Снег идет, мсье Филипп, не выходите на улицу в ботинках на гладкой подошве, не то поскользнетесь». В руках у нее была большая ваза цветов, белые розы, которые она купила на рынке, вперемежку с ветками оливы, зелеными-презелеными.
— Очень красивые цветы, Анни…
— Спасибо, мсье. Я думаю, так в гостиной будет веселее…
— Вы не видели Александра?
— Нет. И я хотела с вами о нем поговорить. Он в последнее время то и дело куда-то исчезает. Из школы приходит с каждым днем все позже, а в выходные его вообще не видно.
— Может, он влюблен. Возраст такой…
Анни даже поперхнулась и закашлялась.
— Вы серьезно так думаете? А если он попал в дурную компанию?
— Главное — чтобы он пришел домой в семь. Мои родители ужинают очень рано, даже в сочельник… И совершенно не выносят, когда опаздывают. Отец ненавидит праздники, колокольный звон и прочую мишуру. Уверен, в полночь вы уже будете в постели!
— Очень любезно с вашей стороны, что вы взяли меня с собой. Хочу вас поблагодарить.
— Не за что! Анни, я не могу позволить, чтобы вы сидели одна в комнате, когда другие празднуют сочельник!
— Я, знаете, привыкла… Каждый год одно и то же. Выбираю себе хорошую книжку, покупаю маленькую бутылочку шампанского, ломтик гусиной печени, поджариваю тосты и поджидаю Рождество за чтением. Зажигаю свечу, ставлю музыку, мне очень нравится арфа! Это так романтично…
— А в этом году с какой книгой вы собирались провести Рождество?
— Александр Дюма. «Ожерелье королевы». Прекрасная книга, просто прекрасная!
— Давненько я не читал Дюма… Надо бы взяться за него…
— Хотите, я дам вам свою книгу, когда закончу?
— С удовольствием, спасибо, Анни! Идите собирайтесь, скоро выходим!
Анни поставила вазу на низкий столик в гостиной, отошла подальше, чтобы полюбоваться общей картиной, подошла, разделила две сцепившиеся оливковые ветки и побежала в комнату переодеваться.
Филипп, улыбнувшись, смотрел ей вслед: в ее поспешности он углядел и нетерпение девушки, собирающейся на любовное свидание, и предательскую тяжесть лет, тормозящую этот искренний порыв. «Какой могла бы быть ее тайная жизнь?» — заинтересовался он, наблюдая за снующей по коридору Анни. Никогда раньше он над этим не задумывался…
Под старым дубом, устремившим в небо голые черные ветви, Александр и Бекка наблюдали, как падает снег. Александр протягивал руку и хватал хлопья, Бекка смеялась: снежинки так быстро таяли в ладони Александра, что он не успевал их рассмотреть.
— Я слышал, что, если смотреть в лупу, снежные хлопья напоминают морских звезд!