Белки в Центральном парке по понедельникам грустят - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Панколь cтр.№ 193

— Ой, нет-нет! — сконфуженно заторопилась та. — Наоборот, мне так приятно, что вы пригласили меня в ресторан…

— Тогда давайте закроем эту тему, хорошо? Хватит ребячиться. Вы выбрали?

Дениза смиренно опустила голову и ткнула в меню наугад: салат по-лимузенски с каштанами и тушеная говядина.

— Отлично, — присвистнул Шаваль. — Приступим.

Он жестом подозвал официанта и принялся разглаживать свои тонкие усики. Ему было тревожно и здорово не по себе. «Еще бы мне не причитались эти пятьдесят процентов со старухи», — твердил он про себя, кидая украдкой взгляд на дряблое, как студень, декольте Пищалки с красным следом от допотопной нитки жемчуга. Анриетта в конце концов приняла его условия, но вырвать у нее согласие — у ног Девы Марии, к которым Шаваль возложил букет свежих гладиолусов, — было ох как непросто. Старуха сопротивлялась как сущий Гарпагон в юбке, мерзко скулила, тряслась, причитала — вы-де меня обдираете как липку, обираете несчастную женщину, которая уже и так всего лишилась, жалкую сироту, у которой за душой только что горькие слезы… Этим страдальческим стенаниям Шаваль внимал с непроницаемым хладнокровием.

— И не пытайтесь меня обдурить, я буду начеку, — пригрозил он напоследок. — Будьте любезны переводить деньги на мой счет раз в месяц, пятнадцатого числа. Реквизиты я пришлю.

И, лихо щелкнув каблуками ковбойских сапог, вышел из церкви. Пожертвовав без зазрения совести старой женщиной в слезах ради недоверчивой старой девы.

«Да за что же мне это наказание!» — убивался он про себя, кусая тонкие губы.

Пищалка сидела напротив и изо всех сил старалась держаться бодро, не выказывать своих тревог. На ней было совершенно безобразное платье: не иначе как перекроила старую занавеску, да и то небось из какого-нибудь разваленного замка. С рукавами-буфами, зауженными у запястий, она выглядела точь-в-точь как ощипанная индейка. Жидкие волосенки пропотели от волнения и липли к облысевшим вискам. Что это она сегодня сплошь в пятнах, подумал Шаваль с отвращением. Передергалась, что ли? Наверное, так и видит, что ее бросили в темный каземат и крысы глодают ей ноги. Дениза молча теребила салфетку, и на ее лице застыло упрямое выражение. Шавалю и спрашивать не нужно было, о чем она думает: ящик, папки, точилка, буква О в слове «Гробз», буква А в слове «Марсель», хрюканье и визг «Золотой свиньи», позор отца, злосчастная судьба матери, годы изгнания на улице Пали-Као… В душе несчастной девицы всколыхнулись самые мрачные воспоминания.

— Вы нынче неразговорчивы, — обронил Шаваль, метнув на нее укоризненный взгляд человека, оскорбленного в своем гостеприимстве.

— Простите меня, я сегодня сама не своя… Я просто так боюсь, как бы не разыгрались снова все эти ужасные сцены моего детства! Ах! Я этого не переживу! Я умру! Слышите? Где вам понять, что это такое, когда все тычут в вас пальцем, когда каждый взгляд как ушат грязи, когда у вас перешептываются за спиной, обвиняют, клевещут… Вы слишком благородны, чтобы понять такое…

— Дениза, будет вам плести невесть что!

Явился сомелье с картой вин. Шаваль погрузился в изучение сортов. Надо выбрать что-нибудь покрепче и пожарче, решил он, иначе она не умолкнет. Он указал сомелье на четырнадцатиградусное испанское вино. Тот явно удивился, но спорить не стал и только медленно поклонился.

— Вот увидите, это великолепное вино…

— Я знаю, что делать, — внезапно очнулась Дениза. — Скажу мсье Гробзу, чтобы сменил код на своих счетах. Ну конечно! Скажу ему, что коды вообще нужно менять регулярно, из предосторожности, сейчас же взламывают все подряд. Он меня послушает! Наверное, мне же и поручит выбрать новый код, он сам сейчас так занят, бедняга… У него столько работы, не разогнуться…

Шаваль мгновенно раскинул мозгами. «Интересно, очень интересно, — отметил он, поглядывая, как у Пищалки от возбуждения трясется дряблый подбородок, — старик, стало быть, полностью ей доверяет! Она может сама менять код! Ничего себе инструментик она мне дает — и даже сама не подозревает. Теперь пускай старуха чуток поиграется с кодами, а там я намекну Пищалке, что пора их менять, и уж новые-то оставлю только себе. Да и код сигнализации поменять не мешает. На этом Анриетта благополучно выбывает из игры. А меня ждут сто процентов прибыли, «мерседес»-кабриолет, девушки с упругой плотью, в кружевном белье, которых можно повалить на постель и ублажать яростными ударами под их сладострастные крики…»

При одной мысли об этих блестящих перспективах Шаваль горделиво расправил плечи.

Но сначала нужно избавиться от глупых страхов Пищалки.

— Скажу вам правду, Дениза, раз уж вы так изводитесь. В вашем ящике копался я.

— Вы?!

— Да, абрикосинка, я. Точнее, бес, которым я одержим, мое проклятие!.. Помните тот вечер, когда я забрал у вас ключ?

— Да, — в страхе пробормотала Дениза.

— В тот вечер я подумал, что вы меня обманываете, а на самом деле у вас в столе хранятся любовные письма и признания от другого поклонника — моего соперника, врага! В тот вечер, когда вы спустились в метро — такой легкой, изящной поступью!.. — я ночевал в гостинице, чтобы не разбудить маму. Впрочем, «ночевал» — не то слово…

Шаваль испустил глубокий вздох, исполненный муки.

— Я всю ночь не сомкнул глаз. Стоило мне на мгновение погрузиться в дрему, как я вновь просыпался, словно от удара, и видел перед собой наглую усмешку соперника: он издевался над моим почтительным преклонением, над моими пылкими желаниями… И я преступил закон. Я заказал дубликат ключа и решил как-нибудь вечером заглянуть в этот сокровенный ящик.

Пищалка затрепетала. Как романтично! Как трогательно! Этот красавец мужчина, предмет ее вожделений и мечтаний, воображает, будто у него есть соперник в ее сердце… У нее задрожали пальцы, и слабым голосом она шепнула:

— Так вы меня любите?..

— Люблю ли я вас?! — воскликнул Шаваль с деланым негодованием. — Я не просто люблю вас — я вас обожаю, вы моя богиня, моя непокорная дева, моя сладкая неутишимая боль…

Впервые в жизни Дениза готова была вот-вот лишиться чувств. Он хочет просить ее руки!.. Но если во власти мрачных мыслей, которые встают между ними преградой, она и дальше будет отталкивать его, на нее обрушится вся тяжесть его гнева. Он уйдет, хлопнув дверью. Ей же останется лишь скрыться в спальне и биться головой о стену, покуда стена не рухнет…

— Ах, Брюно! Неужели вы…

— Да! Дениза, я люблю вас, я желаю вас, во мне бушует жестокое, неутолимое пламя!.. Я не устоял перед искушением заглянуть в этот злополучный ящик, чтобы иметь наконец на руках доказательство вашего вероломства. Ревность — ненасытная любовница!.. Она вцепляется в человека мертвой хваткой, терзает неотступно, затопляет душу потоком черной грязи… Я не сумел устоять на ногах. Я сунул руку по локоть в эту тину и отпер ящик…

Шаваль повертел в воздухе холеной рукой со свеженаманикюоренными ногтями. У Денизы в глазах стояли слезы.