Глава четвертая
Гренок? — предложил на следующее утро Питер, обращаясь к сотрясающейся от рыданий спине Клары.
— Джейн тоже любила гренки. — Она всхлипнула и зашлась плачем. Из уголка рта у нее потекла тоненькая струйка слюны и образовала блестящую лужицу на полу у ног. Супруги стояли босиком в кухне, где начали готовить завтрак. Обычно к этому времени оба уже успевали принять душ, и если не одеться полностью, то, по крайней мере, всунуть ноги в шлепанцы и набросить халаты поверх фланелевых пижам. Но сегодняшнее утро никак нельзя было назвать обычным. Впрочем, до этого момента Питер не отдавал себе отчета в том, насколько необычным оно окажется.
Он провел ночь, крепко обнимая Клару, и даже позволил себе надеяться, что худшее позади. Что печаль и скорбь, которые, конечно же, не исчезли за одну ночь, все-таки вернут ему жену, хотя бы частично. Но женщина, которую он знал и любил, с головой ушла в свои переживания. Совсем как Иона. Ее белый кит тоски и утраты плыл в океане человеческой души.
— Клара? Нам нужно поговорить. Ты слышишь меня? — Питер умирал от желания снова забраться в теплую постель с горячим кофейником, гренками с джемом и последним номером каталога «Ли Вэлли». Вместо этого он стоял босиком на холодном полу кухни, размахивая багетом, как дирижерской палочкой, за спиной Клары. Ему не понравилось, что он сравнил багет с палочкой. Пусть лучше будет меч. Но уместно ли такое сравнение? Грозить мечом собственной жене? Он резко взмахнул багетом, и хрустящий хлебец надломился. «Все, что ни делается, к лучшему», — подумал он. Что-то уж слишком разыгралось у него воображение.
— Нам нужно поговорить о Джейн. — Питер вспомнил, где находится, опустил трагически сломанный «меч» на стол и бережно положил руку ей на плечо. Его пальцы ощутили прикосновение мягкой фланели, но жена резко дернула плечом, сбрасывая его руку. — Помнишь, как вы с Джейн разговаривали, а я делал какое-нибудь грубое замечание и уходил? — Клара смотрела куда-то перед собой, время от времени шмыгая носом. — Я уходил в свою студию и начинал рисовать. Но при этом оставлял открытой дверь. Ты не знала об этом, правда?
В первый раз за прошедшие двадцать четыре часа он уловил в ее глазах слабый проблеск интереса. Она повернулась к нему лицом, вытирая нос тыльной стороной ладони. Питер подавил желание протянуть ей бумажную салфетку.
— Каждую неделю, пока вы с Джейн разговаривали, я слушал и рисовал. Долгие-долгие годы. Я создал свои лучшие картины, слушая вас двоих. Это было немного похоже на те времена, когда я, совсем еще маленький, лежал в кровати и вслушивался в разговор матери и отца, которые сидели внизу. От этого мне было так хорошо и покойно. Но дело не только в этом. Вы с Джейн говорили обо всем. О садоводстве, книгах, отношениях, стряпне. И еще вы говорили о своей вере и убеждениях. Помнишь?
Клара опустила голову, глядя на руки.
— Вы обе верили в Бога. Клара, ты должна разобраться в себе и решить, во что же ты веришь.
— Что ты имеешь в виду? Я знаю, во что я верю.
— Во что? Расскажи мне.
— Отстань. Оставь меня в покое! — Она накинулась на него с упреками. — Где твои слезы? А? Это ты мертвец, а не она. Ты даже плакать не умеешь. А теперь что? Ты хочешь, чтобы я прекратила? Еще и дня не прошло, а ты… Тебе уже надоело? Ты перестал быть центром Вселенной? Ты хочешь, чтобы все снова стало, как прежде, вот так. — Клара щелкнула пальцами у него под носом. — Ты мне отвратителен.
Питер отпрянул от нее. Оскорбление было незаслуженным, и он едва сдержался, чтобы не бросить ей в лицо все те слова, от которых, как он прекрасно знал, ей будет так же больно, как и ему.
— Убирайся! — выкрикнула она сквозь слезы, перемежавшиеся икотой. Ему очень хотелось уйти. Ему захотелось уйти еще вчера, с того самого момента, когда случилось несчастье. Но он остался. А теперь, еще сильнее, чем раньше, ему вновь захотелось сбежать отсюда. Хотя бы ненадолго. Пройтись по Коммонз, выпить чашечку кофе с Беном. Потом принять душ. Это казалось ему оправданным и разумным. Вместо этого он склонился над ней, взял ее мокрые от слез руки в свои и поцеловал. Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее.
— Клара, я люблю тебя. Я знаю тебя. Ты должна разобраться в себе и решить, во что веришь, по-настоящему, искренне и глубоко. Все эти годы ты говорила о Боге. Ты даже писала о своей вере в него. Ты лепила танцующих ангелов и страдающих богинь. Господь сейчас здесь, с нами, Клара? Он в этой комнате?
Мягкий голос Питера произвел на Клару магическое действие. Она успокоилась и стала слушать.
— Он сейчас здесь? — Питер медленно поднес указательный палец к ее груди. — Джейн с ним?
Питер продолжал. Он знал, в каком направлении двигаться, и знал, чего хочет добиться. На этот раз ошибки быть не должно.
— Помнишь все те вопросы и проблемы, которые вы обсуждали с Джейн, о которых спорили и над которыми смеялись? Так вот, теперь у нее есть на них ответ. Она встретилась с Богом.
Клара замерла. Она сидела неподвижно, глядя перед собой. Вот оно. Вот в чем дело. Ее убежище. Вот куда она могла поместить свое горе и тоску. Джейн умерла. И сейчас она с Господом. Питер прав. Она или верит в Бога, или нет. И то, и другое нормально. Но она не могла больше говорить, будто верит в Бога, а вести себя так, словно его не существует. Она действительно верила в Бога. А теперь она верила и в то, что Джейн ушла к нему. Внезапно боль и горе показались ей такими человеческими и естественными. И еще она поняла, что сможет жить с ними дальше. Теперь у нее было место, куда она может поместить их, то место, где Джейн находилась сейчас вместе с Господом.
Волна огромного облегчения накрыла ее с головой. Клара взглянула на Питера, склонившегося над ней. Под глазами у него выступили темные круги. Поседевшие волнистые волосы были в беспорядке. Она провела рукой по собственным волосам и нащупала заколку-«невидимку», запутавшуюся в том, что когда-то было прической. Вытащив ее вместе с волосками, она осторожно положила руку Питеру на затылок. Одной рукой она молча притянула его голову к себе, а другой принялась поправлять его непокорные волосы и заколола их «невидимкой». Она прошептала ему на ухо:
— Спасибо. Прости меня.
И Питер заплакал. К своему ужасу, он почувствовал, что глаза у него щиплет, как они наполняются слезами, а в горле застрял комок. Он больше не мог сдерживаться и дал волю своим чувствам. Он плакал так, как плакал однажды, когда ребенком, лежа в кровати и вслушиваясь в такой успокаивающий разговор родителей внизу, вдруг понял, что они обсуждают предстоящий развод. Он обнял Клару, прижал к груди и стал в душе молиться о том, чтобы никогда не потерять ее.
Совещание в штаб-квартире Сюртэ в Монреале длилось недолго. Коронер надеялась получить предварительный отчет сегодня после обеда и собиралась по дороге домой завезти его в Три Сосны. Жан Ги Бювуар доложил о своем разговоре с Робертом Лемье, сотрудником Службы общественной безопасности Ковансвилля, который по-прежнему не утратил желания помочь им.