Алан, пригревшийся и успокоившийся было в теплых объятиях
Флоры, снова перепугался и завопил благим матом.
Десмонд поморщился:
– Помолчите лучше, милорд! У вас еще будет время кричать на
своих вассалов. А мы все-таки родственники.
Он одним прыжком спустился в овражек и, подойдя к телеге,
сунул Алану свой пахнущий порохом пистолет. Флора обморочно осела на дно
телеги, но Десмонд успокаивающе похлопал ее по руке:
– Чего ты? Я ведь только что разрядил его. Кстати, это
фамильные пистолеты Макколов, они принадлежали Алистеру, так что пускай
мальчишка привыкает.
Алан, в отличие от Флоры нимало не испугавшийся, начал
«привыкать» с огромным восторгом и сразу же пытался сунуть дуло пистолета себе
в рот.
– Э, э! – остановил его Десмонд. – Эта штука
должна быть всегда направлена только на твоих врагов. Понял?
Похоже, Алан понял, потому что он уложил тяжеленное оружие
(в его ручонках оно смахивало на небольшую пушечку) на край телеги, стволом к
лесу, и принялся грозно кричать:
– Э! Э!
– Вот так и продолжай, дружище, – одобрительно кивнул
Десмонд и, старательно обойдя взглядом оцепеневшую Марину, смотревшую на него
как на привидение, улыбнулся Джасперу: – Ну, как вы, сэр?
– Как ты нас нашел? – спросил тот вместо ответа.
– А как вы меня заметили? – ответил вопросом и Десмонд. –
И давно?
– Почти сразу, как твой синий сюртук мелькнул среди
сосен, – ответил тот. – Я, правда, не поверил своим глазам.
– Что, не ждали помощи? – осторожно спросил Десмонд.
– От тебя? – повел бровью Джаспер. – От тебя не
ждал.
Десмонд норовисто вздернул голову:
– Любопытно, почему меня все здесь считали негодяем? Ну
ладно бы только Джессика – она ведь других судит по себе! – но и вы тоже,
и… – Он не договорил, но Марине показалось, что Десмонд имеет в виду ее, и
сердце сильно, больно ужалила змея-обида: а ее-то кем считал Десмонд?
– Сказать по правде, если ты притворялся, то делал это
мастерски, – извиняющимся тоном сказал Джаспер.
– Я почти не притворялся, но… люди, как правило, видят не
то, что есть на самом деле, а то, что им хочется видеть, – усмехнулся
Десмонд. – Скажем, когда Джессике вдруг стало плохо ночью и она вызвала к
себе Линкса пустить кровь, – что она говорила после этого? Мол, я так был
потрясен, что побледнел и почти лишился сознания? Я и в самом деле был потрясен
до столбняка, однако отнюдь не жалостью к Джессике. Я ведь сразу узнал эту
мерзкую тварь! В Париже его звали Loup-cervier: это то же, что Lynx. Он
прославился своей поистине звериной кровожадностью.
– Но ты же страшно рисковал, встретившись с ним! –
испуганно воскликнул Джаспер. – Он ведь мог узнать тебя – и убить,
опасаясь за свою жизнь.
– В Париже Линкс, или Лу-сервье, был всегда один и тот же:
безжалостный убийца. А у меня была тысяча лиц, и ни одного своего, вот этого
вот. – Десмонд взъерошил светлые волосы, помял твердый, с ямочкой,
подбородок. – Я не был аристо! Я был ремесленник Этьен, солдат
национальной гвардии Рене, художник Оливье… Нет, я ничем не рисковал. Но не
только поэтому я не тронул Линкса. Я сразу заподозрил неладное в слишком тесной
его дружбе с Джессикой. Кроме того, я ведь хорошо знал Алистера! Он был
прирожденным джентльменом и самым галантным кавалером на свете, он от меня,
своего брата, не таил ничего, и я знал, что Джессика всегда вызывала у него
смутный страх, граничащий с отвращением. Я просто не верил, не мог поверить,
что Алистер вдруг решил жениться на ней и уже объявил о помолвке. Я гораздо
легче поверил, что он сочетался браком со служанкой.
Десмонд запнулся, и Марина вдруг поняла почему: наверняка он
в эту минуту вспомнил, как сам сочетался с бог весть кем.
Десмонд заговорил вновь:
– Я начал осторожно расспрашивать и узнал то, что хотел:
Алистер никому ни о чем подобном впрямую не говорил, все слухи исходили от
Джессики, которая распространяла их так умело, делала такие тонкие намеки, так
ловко сводила обстоятельства, что никто не сомневался в намерениях Алистера.
– А кольцо? – взволнованно спросил Джаспер. – Я
всегда подозревал что-то неладное с этим кольцом, потому что сам видел, как
Алистер надел его Гвендолин, но…
– Но вы сочли, что брат передумал, верно? – усмехнулся
Десмонд. – Я не виню вас. Жизнь не располагала вас к любви и доверию,
поэтому…
– Я просто хотел быть счастливым, – глухо отозвался
Джаспер. – Я никогда не смог бы возненавидеть ни тебя, ни Алистера, но я
хотел быть счастливым!
– И вы сочли, что не можете быть счастливы без
Маккол-кастл, – усмехнулся Десмонд, даже не вопросительно, а просто очень
печально.
Джаспер опустил голову, а Марина вприщур гневно взглянула на
Десмонда. Его сказочно своевременное появление спасло их всех, нет спору, но
почему он сейчас ведет себя так, словно все они у него на дознании? Почему
смеет обвинять Джаспера, который только что с трудом отводил от себя и от
женщин смерть, усиленно заговаривая зубы убийце Линксу? И если Десмонд так
быстро раскусил Джессику, почему бы ему не пойти дальше? Почему он не просит
прощения у Марины за все те отвратительные, неправдоподобные подозрения,
которые возводил на нее в компании со своей сестрицей? Строго говоря, конечно,
они исходили от Джессики, но Десмонд так охотно поверил во все эти гнусности,
что даже и взглянуть-то на Марину ему было противно! Он и сейчас на нее не
глядит. Что, по-прежнему противно? По-прежнему не сомневается, будто она
зарезала несчастного капитана, и все такое прочее? Ну конечно, он ведь не
слышал хвастливых признаний Хьюго и по-прежнему уверен в этом. Какая чушь! «Ты
никогда не терял головы и гордился этим? А может быть, тебе просто нечего было
терять, если ты мог подумать обо мне такое?» – с отвращением скажет ему Марина
вместо того, чтобы оправдываться, если он, конечно, захочет наконец-то выяснить
причину. Джаспер и Флора, конечно, заступятся за нее, и у Десмонда сделается
такая обалделая физиономия, что любо посмотреть!