Получалось похоже на цветные открытки, которые продавал инвалид в трехколесной коляске у входа в Центральный рынок. Розовая, райская жизнь. Он и она, глядящие друг на друга из углов по диагонали, голубки… Целуются среди тропической растительности.
Я почти не слушал. Уговаривать меня больше не требовалось, я принял решение.
- Вот здесь, — сказал Генка и протянул деньги водителю.
Карета моего прошлого зажгла зеленый огонек и укатила в поисках клиента, которого тоже смогла бы доставить в новую жизнь. Такой современный Хо- рон. Только перевозящий души живых.
Мы стояли перед огромным сараем. В дверную щель пробивался свет. Так в мультфильмах горят сокровища в огромных сундуках, когда крышка начинает открываться.
Ну, пошли? — и Генка распахнул дверь.
Мы оказались сразу на сцене. В глубине зала желтели фанерные кресла с откидными сиденьями, а вокруг высились небоскребы самодельной аппаратуры. Прокопченными лианами свисали соединительные провода, пахло канифолью и горелой пластмассой. Иногда вскрикивал неведомой райской птицей самодельный ревербератор. В зале, в первом ряду, трое ребят что-то мурлыкали под гитару. Еще один паял на сцене провода, а когда делал шаг, наступал стоптанными туфлями на широченные штанины джинсов. Парни были молодые и длинноволосые.
- Это он? — спросил прыщавый рыженький паренек, обращаясь к Генке.
- Он, — ответил я.
Хрюкнули будущие коллеги, прокричала птица ревербератора.
- Тогда, может быть, начнем? — это уже сказал брюнет, все время старавшийся дотянуть свои кудри до рта.
— Может быть, познакомимся сначала? — предложил я.
— Ты спой, может и знакомиться не надо будет, — сказал длинный худой парень.
На вид он был старше всех. При желании я мог бы просто переломить его о колено. Каким-то образом он, видимо, уловил мой порыв и буркнул:
- Меня здесь все зовут Шеф.
- Кырла. Кыр-ла, — повторил по слогам свое странное прозвище ширококостный блондин с остановившимся взглядом и взял в руки гитару.
Шеф устроился у открытой пасти обшарпанного фоно, Генка сел за барабаны, а я подошел к хромированной стойке с микрофоном.
- Только не целуйся с ним! — крикнул из зала паяющий лианы человек, устраиваясь за пультом. — Долбануть может! — И он смешно ударил себя кулаком в челюсть.
- Так, чего лабать будем, пан спортсмен? — Шеф повернулся ко мне на вращающемся табурете.
- Давай из Битлов чего-нибудь, — предложил Генка, — «Yesterday», например. Он классно это делает… — Гешка пытался меня приободрить.
- В фа мажоре, по фирме? — спросил Шеф и взял аккорд.
Нервная волна пробежала по выстроившимся в ряд деревянным молоточкам. Я кивнул, хотя мне удобнее было бы петь в до. Естественно, мажоре.
Я пел. Про вчерашний день. Про чужой вчерашний день, хотя в нем все было почти, как у меня. Только не было классической борьбы. Мне это казалось символичным. В припеве мне подпевал Кырла. Я слышал, что получалось неплохо. Только в конце я увлекся, не уследил за микрофоном и, как было обещано, он меня «долбанул». И довольно сильно, я едва не выпустил его из рук.
- Ты поосторожней с ним, — оказал Шеф, — а то денег не хватит расплатиться.
Я допел балладу, а когда последнее «у-у-у» сделал с битловской интонацией, Шеф подошел ко мне.
- Теперь можно и познакомиться — Саша, — он протянул мне свою куриную лапу.
- Арсен, — кивнул мне второй гитарист и потянул свои кудри в привычном направлении.
Прыщавого паренька звали Юра.
- А это Маэстро, — сказал Шеф, — на имя он все равно не отзывается.
Маэстро на секунду оторвался от паяльника, услышав свое имя.
- Все, что стоит на этой сцене, сделано этим народным умельцем…
- Без единого гвоздя, топором! — сказал Маэстро и отвесил поклон.
Аромат цветов нашего двора вперемешку с едким запахом лака заполнил сцену.
- Может, ты хочешь послушать, на что мы способны? — спросил Шеф, когда церемония знакомства подошла к концу. Я не возражал.
- Тогда валяй сюда! — крикнул мне Маэстро. — Там обалдеешь с непривычки.
Спускаясь в зал, я увидел сидящих на последних рядах двух поклонниц ансамбля. Они говорили без умолку и жевали резинку. Вид их максимально приближался к фирменному. Выщипанные брови, атласные косынки, яркие губы. Умолкнув на несколько секунд, чтобы проводить меня взглядом, они, после моего приземления на изрезанный перочинным ножом стул, продолжили свои дебаты.
Генка дал отсчет палочкой о палочку, и на сцене заиграли.
Я терпеливо ждал. Было очень громко и мало понятно, на каком языке. Мои познания в популярной музыке остановились в начале семидесятых, на классических Beatles и тех, кто шел за ними. Парни же играли тяжелый рок. Во всяком случае, они так думали. Эта музыка прошла мимо меня. Гремели барабаны, и огромные ящики колонок, казалось, разваливались по швам.
- Hard rock, — сказал Маэстро, причмокнул языком и подмигнул мне.
Я неопределенно улыбнулся. Наконец все смолкло. Это произошло неожиданно, будто в моторе огромного тягача закончился бензин. Он сначала завывал на последних каплях горючего, потом чихал и наконец умолк, но грохот выхлопов остался в ушах надолго.
Микрофоны и телекамеры были направлены в мою сторону. Даже поклонницы во второй раз прекратили щебетать, и я почувствовал у себя на спине взгляды их прозрачных глаз. Я держал паузу. Вибрировали тарелки на подставках, рассеивались табачный дым и пыль, как после боя.
- Вполне прилично, — успел произнести я.
Договорить мне не дали. На сцене все, как по команде, начали кричать. Кричали, обращаясь ко мне,
что на такой аппаратуре можно играть только про оленей, а никак не «рейнбоу» или «рен-болл». Я так толком и не понял, что именно. Потом доказывали друг другу, что сбивку надо делать вот так!
Ту дум-тум-тум-тум, а ни как не «тудуду-дум-тум- тум!»
Что в басу все-таки ре, а не ля!
Что фоно можно выбросить на свалку вместе с каким-то Евдокимычем. И еще многое другое, чего я так и не разобрал.
Потом обо мне и вовсе забыли. Я даже обрадовался этому. У меня появилось время еще раз все обдумать. Большой барабан духового оркестра ухал совсем рядом. Я видел мокрые от пота спины и мятые брюки музыкантов, когда они поворачивали за угол. Трубач с пластинкой в голове делал тремоло и все время оглядывался, будто ожидая, что я закричу.
Но я промолчал.
- На сегодня все! Кранты, финиш, баста! — оказал Шеф. — Сворачивайте манатки, пока я кому-нибудь башку не проломил этой железякой!
Маэстро побежал на сцену, сматывая на ходу провода. Гитары нырнули в обшарпанные чехлы, поклонницы защебетали громче, а на сцене появился сильно выпивший человек в приличном сером костюме. Он хромал, давая сильный крен в правую сторону, и опирался на стандартную палку. Редкие светлые волосы были зачесаны назад, а большие, немного навыкате глаза искали точку, на которой можно было бы сфокусироваться. Алкоголический румянец покрывал всю кожу головы и даже достиг кистей рук: