Сияние. Роман о радостях любви и горечи урат - читать онлайн книгу. Автор: Еран Тунстрем cтр.№ 32

— Хо-хо, — сказал министр финансов, — у меня пятьдесят шесть очков.

— Ты начисто лишен чувства юмора, — сказала Рагнхильд. — «Надобно устанавливать правила касательно того, что происходит постоянно. Но касательно того, что совершается лишь изредка, от случая к случаю, правил устанавливать не должно». «Сумма богословия», Фома Аквинский. Кстати, меня всегда интересовало, где этот Аквино находится.

— Позволь мне. — Отец любил свои справочники, он быстро принес том «А — Аси» и прочитал: — «Аквино, в древности Аквинум, — город в провинции Лацио, к югу от Рима, пять тысяч триста жителей. В А. родился римский поэт Ювенал. Крепость Роккасекка в семи километрах от А. — место рождения Фомы Аквинского».

Рагнхильд мечтательно обвела взглядом кухню:

— Я вот думаю махнуть летом в Италию, в Тоскану или в Лигурию, уже сами эти названия звучат сказочно.

— Тогда бы его следовало называть Фома Роккасеккский, верно? Впрочем, правила и законы вовсе не одно и то же.

— «Бог или кто из людей, чужеземцы, был виновником вашего законодательства?» Платон, «Законы», книга первая. А ответ? «Бог, чужеземец, бог, говоря по правде. У нас это Зевс, у лакедемонян же, откуда родом Мегилл, я полагаю, назовут Аполлона» [63] .

— Давайте-ка отведаем, — сказал отец. — Это вино из шикши, двоюродные братья прислали из Дальвика. За ваше здоровье, а еще… — Он набрал побольше воздуха и произнес голосом рыбных сводок: — Я решил выставить свою кандидатуру на президентских выборах.

Один только министр финансов не обернулся и не уставился на отца.

— Буду весьма благодарен, если вы сообщите свои соображения по этому поводу. Возможно, для вас это неожиданность, но для меня — результат долгих раздумий.

— А что тебя побудило к такому шагу?

— Полагаю, голос у меня вполне подходящий. Или, по-твоему, я по каким-то причинам не гожусь? Я изучил групповые фотографии глав государств и считаю, что неплохо туда впишусь.

— Ты кого угодно с ног собьешь, Халлдоур, сказал премьер-министр. — Однако тут встает вопрос: кто будет первой леди страны? Не второй, не третьей, не четвертой — эти по-прежнему твое личное дело.

— Прошу не заводить таких разговоров в присутствии моего сына.

— Да ладно тебе, папа. Мне и самому интересно.

— Я что, должен решить этот вопрос еще до избрания?

— Тебе нужно время на просмотр картотеки? — заржал министр иностранных дел.

Отец потер переносицу:

— Напрасно я завел этот разговор.

— Обычно людей просят выставить свою кандидатуру.

— Стало быть, как я понимаю, собственная инициатива не в чести. И все же я известен благодаря моим стихам и пользуюсь у народа успехом, и думается, весь лирически настроенный исландский электорат на моей стороне, а он не так уж малочислен. Я тут прикинул, что, наверно, было бы полезно завершать мои чтения краткими дополнительными напутствиями.

— Не припомню, чтобы хоть раз слышал твое мнение по какому-либо вопросу.

— Я не хотел связывать себя по рукам и ногам. Вдобавок рядовому человеку, по-моему, вовсе не обязательно иметь мнение обо всем.

— Ты, стало быть, рядовой человек?

— Ну, понятно, не как кандидат в президенты. А как кандидат я, пожалуй, и вовсе выше политики.

— Значит, ты вроде как сам и есть напутствие?

— Да.

— Но в таком случае: какой у тебя имидж?

— Не знаю пока, над этим надо поработать, ведь «я» — это всего лишь времянка, хоть Пьетюру, вероятно, не по душе слышать такое. Однако мне думается, я способен на многое, дайте только выступить с настоящей речью. Тогда я выберу те позиции, которые больше всего под стать Исландии, по той простой причине, что организация «я» податливее, чем столбовые исландские проблемы. Мы имеем биологическую организацию, набор психических функций, но они не способны выразить личность, структурно единое «я». — Отец вздохнул. — Очень любопытно будет посмотреть, какой у меня получится профиль. И как быть с интервью — сказать, что я читаю Достоевского или же Микки Спиллейна? Предпочитаю покер герменевтике, ненавижу шпинат и люблю кока-колу? Что обепечит Исландии максимум плюсов? То, что я предаюсь по ночам поэзии или соблазняю юных дам?

— На последний из так называемых вопросов Исландия уже имеет ответ.

Теперь на очереди снова был министр финансов.

— Кажется, у меня тут кое-что есть.

И он выложил свои буквы, которым суждено повести меня дальше по жизненному пути, — эти семь букв, они словно бы много лет меня поджидали. Мне было двадцать два года, я учился в университете, но так и не забыл, что однажды июльским вечером с необычайно мягким ветерком некто подрезал крылья моим мечтам о грядущем.

В общей сложности букв было девять: М, О, Р, О, 3, а также И, Л, К и на выдохе заключительное А. МОРОЗИЛКА.

Министр финансов получил двадцать восемь буквенных очков плюс 28х3=84, что в сумме дало сто двенадцать, да еще пятьдесят очков за все буквы, то есть в совокупности сто шестьдесят два очка, а передо мною от этого вскоре откроется жизненная стезя, профессия.

Итак, мы — сами о том не подозревая — пережили историческую минуту: министр финансов поднялся из-за «Эрудита» и еще раз воскликнул: «Кажется, у меня кое-что есть!»

Он долго стоял к нам спиной, что само по себе никакого удивления не вызывало, и глядел в соседский сад, где малыш Имир катался на трехколесном велосипеде. Наконец он обернулся и обвел всех нас ледяным взглядом.

— Мы должны сделать ставку — и крупную! — на МОРОЗИЛКИ, на свежезамороженные продукты.

В результате уже спустя три месяца я находился в фирменном магазине Феликса Потена на парижской улице Бретань — стоял, запустив руку в холодильный прилавок. Этот ноябрьский день выдался по-особенному холодным, а я был официальным исландским маркетологом-аналитиком (с правом шпионить насчет всего, что касалось свежезамороженных морепродуктов во французской кухне) и владельцем маленькой квартирки на улице Шарло, неподалеку от площади Республики.

Париж — место, где я чувствовал влюбленность, но не находил для нее объекта. Я не писал, потому что среди манящей зелени, в аромате лип, в кафе видел руку отца, воздетую жестом одиночества и заброшенности, чувствовал холодный ветер, гулявший в хилой смородине нашего садика, когда он вернулся в лечебницу, слышал его надтреснутый голос: «Без тебя не будет ничего». Улица Риволи, бульвар Сен-Жермен, Буль-Миш, улица Бонапарт — я ходил по ним, я был там и все же не был. Н-да, где же мы есть?

Парижане обожают ходить по ресторанам, и потому в столице и ближайших окрестностях насчитывается ни много ни мало тысяч двенадцать заведений такого рода. Если каждое из них в среднем подает ежедневно тридцать заказов, триста дней в году, а каждый заказ включает двести граммов мяса или рыбы, это равнозначно потреблению порядка двадцати одной тысячи тонн протеинов в год. Путем непосредственных практических изысканий я установил, что свежезамороженную рыбу и продукты из ракообразных используют две категории французских ресторанов — специализированные рыбные и очень-очень дорогие. Далее, я обнаружил, что есть группа ресторанов, где потребление морепродуктов намного превышает средний уровень, и это рестораны китайские — в противоположность итальянским или арабским, ориентированным прежде всего на мясные блюда. Кроме того, в моем «Аналитическом обзоре рынка и конкуренции в сфере потребления карповых рыб и ракообразных в Средиземноморье» я отметил, что все сведения насчет морских афродизиаков очень сильно занижены. Особенно велик рынок сбыта так называемой «любовной» рыбы в Японии и, как ни странно, в Иране, где едят самцов мойвы. Третья важнейшая потребительская группа — это увеселительные парки, там я выяснил, что дельфины никогда не едят самок мойвы.