Косметолог Вера вышла из своего кабинета на цыпочках, боясь потревожить сон самой капризной своей клиентки. Она погрузилась в него, как только поудобней улеглась на узком, высоком, чем-то напоминающем хирургический, столе. Едва касаясь кончиками пальцев лица спящей женщины, Вера аккуратно нанесла на кожу сложный состав из кремов, эмульсий, морских водорослей и еще доброго десятка труднопроизносимых компонентов и, завершив процесс, поспешила удалиться. Ангелина крепко спала, слегка приоткрыв пухлые влажные губы, отчего на лице ее появилось немного наивное, детское выражение, и в полумраке кабинета оно казалось совершенно иным, чем обычно: милым и улыбчивым.
В это же время другая сотрудница салона ввела хмурую, неразговорчивую клиентку в просторное помещение, пол и стены которого были до потолка обшиты черным мрамором, а жаркий воздух пропитан ароматом трав и соленым дыханием моря. Посреди комнаты стояла огромная ванна, доверху наполненная водой удивительного изумрудно-зеленого цвета. Картина эта напоминала иллюстрацию к какой-то сказке, отчасти из – за необычного цвета воды, отчасти из-за того, что она казалась кипящей, с тихим урчанием бурлила и пенилась, легкое облачко крохотных переливающихся пузырьков парило над водной поверхностью, словно она к тому же излучала волшебное сияние, совершенно уж завершая устойчивый сказочный образ.
На самом деле это была обычная релаксирующая ванна, с настоями самых редких морских растений и эфирных масел. К тому же погруженный в нее человек получал весьма ощутимые массирующие удары тугих струй, бьющих изнутри ванны, направление и сила которых были рассчитаны индивидуально для каждого клиента умным компьютером, а программа заложена в электронную память ванны.
– Как вода? – заботливо поинтересовалась девушка в форменном одеянии, когда клиентка погрузилась в ароматные глубины.
– Нормально.
– Замечательно. Я включаю таймер, в вашем распоряжении сорок пять минут. Выключить свет?
– Да.
– Хотите какую-нибудь музыку?
– Нет.
– Тогда приятного отдыха. Расслабляйтесь.
«Хорошо бы», – про себя подумала неприветливая женщина, которая, как совершенно справедливо заметила Инга, готова была разрыдаться в голос и только огромным усилием воли сохраняла зыбкое внешнее спокойствие. Жизнь ее последние несколько дней была настолько жуткой и невыносимо горькой, что ей страшно было вообще появляться на людях, и уж тем более – ехать в салон. Но, приучившая себя к исключительной пунктуальности и исполнительности, она испытала бы еще больший душевный дискомфорт, если бы пропустила хотя одну из назначенных процедур. К тому же в душе ее теплилась надежда, что расслабляющие и тонизирующие одновременно процедуры, возможно, именно сейчас возымеют хоть какое-нибудь действие и помогут ей мобилизоваться и взять себя в руки.
Так и произошло. Влажный ароматный полумрак и мерно бурлящая душистая вода, в которую она с удовольствием погрузилась, легкие упругие удары подводных струй через некоторое время сделали свое целебное дело. Мышцы ее расслабились, тело обмякло; лицо, сведенное в жесткую, до боли, маску и в ней застывшее, постепенно оттаяло, смягчились уголки губ, разгладились глубокие складки на лбу и возле рта, потяжелели веки, опустились, прикрывая сухие воспаленные глаза, и неожиданно из – под них медленно потекли обильные, но почти не ощутимые на мокрых щеках слезы.
Она наконец смогла спокойно, горько и жалобно поплакать, не опасаясь, что будет застигнута кем-нибудь за этим постыдным и недостойным ее занятием, и, как ни странно, слезы несли с собой облегчение. В это она никогда не верила раньше, относя плачущих людей к категории слабаков, не заслуживающих внимания и сочувствия. Сильным же людям, полагала она, слезы не могут принести ничего, кроме позора. Теперь, в душистой влажной темноте, под ласковое ворчание воды, слезы несли ей умиротворение и покой, она начала дремать, мысли в голове путались, словно растворяясь в горячих ароматных парах, и вслед за ними ослабили свою железную хватку обида и страх – ее безжалостные палачи на протяжении всех последних бессонных ночей и дней.
В полусне ей показалось, что кто-то, почти неслышно, крадучись приближается к ней. Но, не желая нарушать покой приятного оцепенения, она вяло отмахнулась от этого чувства: «Это та девочка, что привела меня сюда, наверное, зашла проведать… Ничего. Пускай себе заходит, слез в темноте она не разглядит…»
Сон уже почти овладел ею, мягкий, добрый, обволакивающий, но снова посторонние звуки попытались разорвать его ласковые объятия. На этот раз они были не так вкрадчивы, как первый раз. «Зачем они тревожат меня, надо сказать, чтобы не мешали», – подумала женщина, и это была последняя ее мысль в этой жизни.
Она ощутила страшный удар неведомой силы, вырвавшийся словно откуда-то из толщи ласковой воды. Этот удар сотряс ее тело в страшной судороге, пронзил его болью, но она, к счастью своему, этого уже не почувствовала: когда ударная волна достигла ее сердца, оно мгновенно остановилось, не выдержав ее сокрушительной силы.
Смерть Раисы Егоровой выглядела вполне естественной. Совершенно логичной, и, в сущности, единственной, представлялась версия сердечного приступа, вследствие которого и наступила скоропостижная смерть. Первым к этому выводу пришел врач «скорой помощи», на всякий случай вызванной в салон. Он дал соответствующее заключение и вызвал машину для перевозки трупов, которая доставила тело женщины в морг.
Сегодня молодая женщина решила не просто со вкусом пообедать, а устроить себе настоящую маленькую пирушку. Она была уверена, что имеет на это полное право: от заветной цели ее отделял всего один день. Но насладиться размышлениями на эту тему еще раз, без особой на то необходимости, а просто, удовольствия ради, все проанализировать и снова с упоением констатировать, что самая сложная в ее жизни игра блестяще сыграна, ей хотелось медленно, растягивая удовольствие и сочетая его с удовольствием от своего одинокого пиршества. Впрочем, одиночество нисколько не тяготило ее, напротив, оно было обязательным условием того, что полученное наслаждение будет полным и абсолютным. Кроме того, это был своеобразный и очень значимый ритуал расставания с одиночеством, которое долгое время было ее унизительным, тягостным, доводящим до исступления, но постоянным и неизменным спутником. Теперь этому настал конец и, прощаясь с одиночеством, она воздавала ему должное, ибо многому научилась и многое вынесла для себя из долгих дней и ночей совместного существования, это была их прощальная трапеза, и посторонним не было на ней места.
Выбирая ресторан, соответствующий предстоящему торжеству, она некоторое время колебалась между модной, но простоватой по своей фольклорной сути «Царской охотой» и классическим, консервативным, овеянным, однако, легким флером галантного парижского шика «MAXIM'S». Ему в итоге и было отдано предпочтение.
Отпустив такси на углу Тверской и Манежной, молодая дама, одетая в строгий черный костюм, естественно и в то же время безупречно сидящий на хрупкой фигуре, что само по себе лучше всяких этикеток указывало на подлинное творение одного из домов высокой моды, не спеша последовала к стеклянным дверям ресторана «MAXIM'S», возле которых высилась монументальная фигура швейцара, сияющего золотом генеральской кокарды и серебром начищенных до блеска пуговиц на форменной тужурке.