Исчадие рая - читать онлайн книгу. Автор: Марина Юденич cтр.№ 46

Внизу между тем собралось довольно много народа, слышались возмущенные голоса, слезы, крик. Потом вдруг переходили на полушепот – видимо, разрабатывали план возвращения блудного мужа. Потом опять начинали кричать – захлестывали эмоции. Лену все это интересовало мало. Любительница сложных пасьянсов, она испытывала сейчас чувство, сходное с тем озарением, которое нисходит вдруг после нескольких часов напряженного, до головной боли и рези в глазах, размышления над карточной россыпью. Нервы при этом, как правило, взвинчены до предела в злом, упрямом исступлении. Когда желание смешать всю колоду к чертовой матери или расшвырять ее в разные стороны становится нестерпимым, последняя карта неожиданно укладывается на нужное место, и пестрый хаос сменяет четкая изящная гармония. Разница была лишь в эмоциональной Окраске чувства: уныние сокрушительного Поражения вместо самодовольного торжества победы.

Лена взглянула на часы: было уже половина третьего после полуночи, ночь шла на убыль – скоро рассвет.

Внизу все стихло. Высокое собрание спасителей семейного очага, очевидно, в большинстве своем, разъехалось по домам, внешне настроенное уже с раннего утра решительно действовать сообразно с выработанным планом. Однако же каждый в душе был совершенно уверен в том, что ни у кого из них ничего не получится, как не получалось никогда, что бы в отношении отца они ни решали предпринять. Это Лена тоже прекрасно помнила с самого раннего детства.

Стараясь не шуметь и готовая в любую минуту стремительно ретироваться, она решила все-таки обследовать дом и выяснить, что происходит в данную минуту, а возможно, и то, что запланировано ими на завтра. У пунктуальной матери была привычка по любому самому смехотворному поводу составлять подробный план и расписывать его на бумаге, по-школярски помечая пункты цифрами 1, 2, 3…

Внизу, в гостиной, было накурено, на столе, на тумбочках и прямо на полу стояли грязные рюмки. Здесь же, на ковре, валялись две порожние бутылки конька. Дело, судя по всему, обстояло совсем уж плохо: «правильная» мать не только подпаивала гостей, чтобы более разжалобить их и расположить к себе (такое она иногда практиковала в сложных ситуациях), но, похоже, пила и курила сама, такое происходило с ней крайне редко – в минуты самого тяжелого безысходного отчаяния. Об этом Лена догадалась, обнаружив лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком отличницы-первоклашки, который мать удивительным образом сохранила на всю жизнь. Однако это был не план предстоящих действий, как предполагала Лена. Это было письмо, которое мать писала отцу. Писала она следующее:

«Саша!

Пишу и чувствую, что передо мной стена. Что случилось? Тебя подменили? Или околдовали? Как же можно забыть те двадцать с лишним лет, которые мы были вместе. Как нам было хорошо. Вспомни. Вспомни, как купили велосипеды, как получили квартиру. Как ты радовался, когда стал зарабатывать много денег и мог меня снабжать ими. Или как ты купил мне фр. лак для ногтей и фр. духи. Все это было. И это нельзя забыть.

Ты очень изменился за последний год. Я винила в этом твою работу, обстановку в стране. А причины, наверное, были другие. Ты нас обманывал…»

Дочитать до конца у Лены не хватило сил. Ее душила ярость и злость на мать, которой даже в такие минуты в голову приходят только «фр. лак, фр. духи» и то, как отец начал снабжать ее деньгами. «Проклятая, скаредная жаба! – про себя бесилась Лена. – Неужели не ясно, что напоминанием о деньгах и прошлом благополучии она еще больше оттолкнет и напугает его! Он л‹е трус и больше всего боится именно этого – воспоминаний о том, как все хорошо начиналось и как, по его милости, все оборачивается теперь». Произнеся мысленно эту яростную тираду, Лена едва не упала, споткнувшись на ступенях, потому что сформулировала в запале мысль, истинный смысл которой до конца осознала не сразу. Он был ужасен. Впервые в своей жизни она позволила себе в таких выражениях подумать об отце, но главное и самое ужасное заключалось в том, что это и было абсолютной истиной в конечной инстанции.

Открытие это настолько опустошило Лену, лишив ее последних сил, что отступила даже бессонница. Она едва добрела до постели и, уже проваливаясь в глубокое тяжелое забытье, все же успела подумать: «Нет, оставлять все это им нельзя. Теперь я понимаю все, значит, я и должна действовать. Только я».

Она уже не видела, как темно-синие поносы света, неслышно струясь, вползли в комнату сквозь неплотно задернутые занавески – наступил рассвет, предвестник нового дня. Она не знала, что этой ночью закончилось ее пусть тоскливое и горькое, особенно в последние дни, исполненные тяжких страданий, но внешне спокойное существование. Наступал период событий жутких и необъяснимых. Тот, кто планировал и организовывал их кровавое исполнение, словно нарочно медлил, дожидаясь исхода именно этой ночи, чтобы уж потом, ни с чем не считаясь и не давая несчастным, оказавшимся в стремительном водовороте его дьявольских замыслов, и малейшей передышки, вершить свою страшную тризну.

Совсем молодая, можно даже сказать юная, женщина сидела на открытой палубе корабля-ресторана «Викинг», ставшего на вечный якорь у гранитного парапета Бережковской набережной Москвы-реки. Время было послеобеденное, и народу в ресторане не было вообще, по крайней мере, на палубе она пребывала в гордом одиночестве, что вполне соответствовало ее настроению и планам на ближайшие час-полтора. Это время она предполагала посвятить обеду и размышлениям. День был солнечным, но не жарким, к тому же от воды тянуло бодрящей прохладой, настроение у юной женщины было приподнятым, она чувствовала себя готовой к любым, самым решительным действиям и почти уверена была, что во всех делах ее ожидает успех, а в итоге – блестящая победа. Такой настрой души был редкостью, ибо обычно она склонна была все ставить под сомнение, долго колебаться, принимая решение, и даже, решившись на что-то, не вдруг находила в себе силы исполнить задуманное. Впрочем, и теперь, пребывая в самом решительном расположении духа, она все же намеревалась тщательно обдумать свои дальнейшие действия, но прежде – пообедать. Нечастый ее спутник – внезапно разыгравшийся аппетит – также свидетельствовал о том, что долгий период вялой сонной апатии, в котором пребывала она довольно длительное время, изредка пытаясь разорвать вязкую пелену отдельными решительными поступками, закончился. Она хотела есть и действовать. Даже не взглянув в меню, она заказана прославивший ресторан на всю Москву венгерский гуляш с поджаренным в чесночном соусе черным хлебом, какие-то легкие закуски и бутылку «Шато-лафит Ротшильд» 1995 года. Вино было очень дорогим, но, мгновенно оценив наметанным глазом, чего стоит одинокая посетительница, официант не стал ничего уточнять, поспешно бросившись выполнять заказ. Уже через несколько минут он появился с бутылкой вина, хлебницей и блюдечком с шариками сливочного масла разных сортов. Плеснув ароматную рубиновую жидкость в бокал, он почтительно дождался, пока женщина не спеша попробует вино, держа при этом бутылку перед ее глазами, и, удостоившись благосклонного кивка, бережно наполнил бокал. Он бесшумно удалился, а женщина с нескрываемым удовольствием сделала большой глоток из бокала и тут же с аппетитом разломила пополам хрустящую булочку с тмином, щедро намазала ее душистым зеленым маслом и с наслаждением принялась за бутерброд, отвлекаясь лишь для того, чтобы сделать еще один глоток вина.