Рыцарь ночного образа - читать онлайн книгу. Автор: Теннесси Уильямс cтр.№ 13

Я услышал, как он крикнул:

— Господи, Моизи, полюбуйся на этого цыпленка «а la reine» [16] !

(Это он про меня.)

И это Моизи сказала:

— Пойдем с нами, мальчик.

— Извините. Куда?

На этот раз он схватил меня за руку, как будто я собирался бежать.

— К тебе или ко мне? — спросила Моизи у Лэнса.

— Давай отведем его к тебе, — сказал Лэнс. — Боюсь, что для склада он еще не созрел.

— Думаю, что могу нарисовать его при свете свечей, — сказали Моизи.

Таким образом Моизи была вовлечена в мое совращение фигуристом, которое произошло в ее мире на Бликер-стрит.

Это место с самого начала производило впечатление странного очарования. Большое окно на задней стене комнаты было покрыто изморозью, отражавшей свет почти неизменного спутника ее жизни — ароматической янтарного цвета свечи, поставленной на голубое блюдечко. И когда я шел в комнату по длинному коридору, почувствовал, что она совершенно не обогревается — ее обогрел своим входом Лэнс. Он внес в нее теплоту и вибрацию, от которой иней на окне немного треснул.

— Как приятно войти сюда с мороза, — сказала Моизи. — Пожалуйста, извините, я на минуточку.

И она ушла в ванную, где оставалась столько времени, что вполне можно было оштукатурить там все стены и начать их красить.

— Откуда ты, малыш?

— Из Алабамы.

— Где по ночам падают звезды?

— Да, я…

— Это долгое путешествие, тебе лучше лечь, отдохнуть и отдышаться. Ты пыхтишь, как будто всю дорогу бежал.

— Я не думал, что город так велик.

— Ты в нем еще ничего не видел.

* * *

Когда Моизи вернулась в комнату, длинные ноги фигуриста ножницами обхватывали мое тело, на простынях была кровь, обжигающие глаза были затуманены любовным раскаянием.

У Моизи душа полна сочувствия и благоразумия. Она совершенно не заметила ни того, что увидела, ни того, что услышала. Она не издала ни звука, пока ходила по комнате, разнося полотенце и бокалы красного вина.

Я пришел в себя настолько, что смог сказать, когда она предложила мне красное вино:

— Вы думаете, от него у меня снова прибавится крови? — Хотя на самом деле я потерял не так уж много крови, несмотря на мою дефлорацию светлокожим негром-фигуристом с очень неплохим концом.

Я помню, что уже говорил, что все последние пятнадцать лет моей жизни могли бы быть совершенно другими, если бы не этот опыт, о котором я рассказал вам со всем уважением к сдержанности(?), что, я надеюсь, может удостоверить мое стремление к исключительности неудавшегося писателя тридцати лет.

Ваши требования объяснить, как такой очевидно совершенно заурядный опыт мог изменить всю мою последующую жизнь, естественно, вполне оправданы. Хорошо, я попытаюсь объяснить. Просто за все последующие пятнадцать лет не было ничего более важного в моей жизни, чем этот фигурист, Моизи и моя привычка писать в длинном ряду блокнотов с голубой сойкой.

Может, я и был цыпленком по-королевски, когда фигурист впервые увидел меня, но я никогда ни сном ни духом не думал, что меня можно употребить так, как он употребил меня в тот первый вечер, и я, пробежав пальцами по его шелковистым бедрам, прервал его шепот вопросом:

— Теперь моя очередь?

— Малыш, я ни разу в жизни не был подстилкой.

— Да, но твоя жизнь еще не кончилась.

С силой, возникшей где-то вне меня, я освободился от его ножниц и занял доминирующую позицию.

— Моизи, цыпленок превратился в петушка. У тебя есть какая-нибудь смазка?

— Под кроватью есть вазелин, — пробормотала она рассеянно. — И еще раз прошу меня извинить. Я хочу закончить покраску ванной.

Даже со смазкой я заставил его вскрикнуть:

— Ой-ой-ой!

— Слишком большой?

— Слишком быстро, полегче, ты у нас не единственный девственник.

Потом, сыграв таким образом свадьбу взаимным проникновением (полноценный вид свадьбы, которым часто пренебрегают натуралы), мы вдвоем отправились в его жилище. Оно было еще холоднее, чем жилище Моизи, но снова с его приходом мгновенно согрелось.

* * *

О моей домашней жизни — в Телме, штат Алабама. Не сомневаюсь, вы уже догадались, что у меня была любящая до одержимости мать, и отец, который любил ее, но ко мне относился чересчур жестоко, потому что, когда он вваливался домой пьяным после бочарной мастерской, где он работал, и бара, завсегдатаем которого он был, он часто находил спальню запертой, выламывал дверь, и находил мать в кровати, прижавшейся ко мне, как будто я мог защитить ее от пьяного насилия.

Однажды ночью, когда мне было пятнадцать, он вышвырнул меня из кровати и заорал: «Вон отсюда, и чтоб я тебя здесь больше не видел!», и в ту же ночь я отправился на север, как перелетная птица, инстинктивно чувствующая дорогу.

Дома не имели понятия, что я отправился в Нью-Йорк, и шесть месяцев назад Лэнс обнаружил, что я нахожусь в общефедеральном списке разыскиваемых лиц. Бюро розыска пропавших никогда не наткнулось бы на меня, но через несколько дней я сам написал письмо матери, выдав ей адрес Моизи за свой, и с этого момента начался поток писем от матери, умоляющей, чтобы я вернулся домой, а Моизи передавала их мне. Сначала мать пыталась заставить меня вернуться домой в Телму фальшивыми жалостливыми приманками, вроде того, что «Твой отец совершенно переменился, перестал пить, и имеете со мной боится за тебя»; «Сынок, ты должен вернуться домой, ты должен продолжать учиться, развивать свой талант, твой преподаватель английского сказал мне, что ты писал самые красивые сочинения, какие он читал за все тридцать лет его преподавательской деятельности».

Потом тон писем сменился на попреки и на признания в болезнях.

Один я бы не мог их читать, и поэтому зачитывал их вслух Моизи и Лэнсу.

«Сынок, ты разбил мое сердце, мне уже больше не быть здоровой, я похудела на десять килограмм с тех пор, как ты убежал в этот город, который, как я слышала, есть современный Вавилон, и может убить твое тело и душу. Доктор говорит, что от тоски мои нервы расшатались, и начались всякие женские проблемы».

«Сынок, ты знаешь, что любишь Телму, и что ты — звезда моей жизни, а жизнь теперь у меня очень нелегкая. Я продаю овощи с нашего огорода, чтобы послать тебе денег на обратную дорогу, ты не можешь быть таким бессердечным, чтобы не вернуться. Если ты не вернешься, я сама сяду в автобус и приеду к тебе, даже если это убьет меня. Я пока ничего не рассказала школьному инспектору, но ты — беглый школьник, и тебя могут там арестовать и привезти домой, хочешь ты или нет. Пожалуйста, не заставляй меня так поступать, но знай, что я это сделаю, если ты не вернешься. Уже зима, а у тебя нет ничего теплого. Завтра я упакую твой плисовый костюм и теплые вещи в ящик, отнесу их на почту и пошлю их тебе по тому адресу, что ты мне дал, и который, я думаю, фальшивый. Сынок, напиши мне, наконец, скажи, что ты возвращаешься к нам, не разрывай сердце твоей матери, время бежит так быстро. Внимательно прочти это письмо, в нем важно каждое слово! Твой отец посылает тебе привет. Он только что вернулся из мастерской, он больше не заходит в бар, ничего не пьет, кроме молока и сладкого сидра».