Каприз Жозефины нарушил чью-то игру. Капитана Готара можно было "прятать в шкафу". Новоиспеченному полковнику Готару нечего было делать в казарме. Я, что называется, всплыл на поверхность. Меня срочно перебросили в Германию, в корпус маршала Нея.
* * *
Приближающийся гул артиллерийской канонады лучше всяких дорожных указателей и карт вел нас на Йену. Мой полк шел в авангарде корпуса. Успеем или не успеем? Мы торопились, словно на свадьбу, словно на дележку пирога. Прибыли в разгар сражения.
Шеренги прусских войск в белых мундирах прицельным ружейным огнем только что отбили атаку нашей пехоты. По диспозиции мы должны были с ходу вступить в бой. Я приказал командирам развернуть эскадроны широким фронтом и - рысью вперед! Мне показалось - командиры не поняли приказа. Я повторил: широким фронтом! Иначе пруссаки - недаром я столько лет изучал их тактику в казарме искусно отступят, и мы попадем в окружение.
Я получил полк три дня тому назад. Возможно, офицеры с боевым опытом не очень доверяли мне, назначенцу из Парижа. Чтоб рассеять их сомнения, я рубился в первых рядах.
В сущности, битва "стенка на стенку" - это тяжелая, изнурительная работа. Как на казарменном плацу. Но здесь без права на ошибку Или ты достанешь противника саблей, или он тебя штыком и пулей. Когда бой кончится, если он кончится, если тебе повезет, если останешься в живых, - тогда поговорим об эмоциях.
Прусская "стенка" медленно отступала под нашим натиском, но держалась. Внезапно, без всякой видимой причины, неприятель дрогнул и бросился наутек. И тут я заметил впереди улепетывающих пруссаков синие мундиры французской кавалерии.
Позже мне объяснили, что произошло. Следовавшие за нами полки вклинились в пруссаков колоннами, протаранили пехотные цепи и оказались за спиной противника.
* * *
Поздно вечером солдаты жгли костры, пили вино, пели песни. Армия ликовала. Все знали, что пруссаки разбиты наголову. Император объезжал бивуаки, поздравлял офицеров с великой победой.
Я не принимал участия в общих торжествах. Я чувствовал, что совершил серьезный промах. В моем полку было больше всего потерь личного состава. Служебный эвфемизм. Мои молодые солдаты спешили на Йену, как на свадьбу, а я их завел в мясорубку.
Прискакал нарочный, сказал, что меня вызывают в штаб корпуса.
Когда я вошел в штабную палатку, маршал Ней, оживленный и бодрый (как будто не было трехсуточного марш-броска и утомительного дня сражения), прощался с корпусным начальством, каждому пожимал руку, говорил благодарственные слова. На меня зыркнул глазом и обратился ко всем:
- Спасибо, господа, и еще раз - браво! Не хочу вам портить праздник, поэтому предпочитаю поговорить с полковником наедине.
- Покорнейше прошу вас учесть, Monsieur le Marechal, - почтительно сказал командир нашей дивизии, - полковник Готар сам повел полк в атаку и бился в первых рядах.
Мой генерал пытался меня защитить!
- Геройски сражалась вся ваша дивизия, - ласково улыбнулся ему маршал Ней.
Улыбка сошла с его лица, как только за последним генералом опустился полог палатки. Страшен был в гневе первый маршал империи, непобедимый Ней!
- Откуда вы свалились, Готар? Что за архаическая манера воевать? Так воевали при Бурбонах и Капетах: выстраивались фронтом и под барабан в атаку, как на параде. Наша армия прорывает оборону противника колонной, массированным кулачным ударом! Так обучают новобранцев в казармах? Чудеса! Недаром я говорю солдатам: забудьте все, чему вас учили тыловики, не нюхавшие пороха! Кто вас назначил в мой корпус? Бертье? Идиот Бертье и прислал идиота. Я бы вам не доверил даже роту пожарной команды. Как прикажете с вами поступить, Готар? У меня боевой корпус, не богадельня.
- Проще всего меня убить, - ответил я, стараясь выдержать его взгляд, - и у вас не будет никаких забот с офицером, которого заперли в казарме и не пускали в действующую армию. Кстати, вы уже пробовали это сделать одиннадцать лет назад, когда мы дрались на дуэли на площади Святой Екатерины.
Маршал нахмурился:
- Дуэль? С вами? Вы, случайно, не сумасшедший? Постойте, мне знакомо ваше лицо. - И вдруг Ней развеселился: - Помню! Хорошо помню! Если бы не вмешалась полиция, я бы вас порубил, как капусту. Однако, Готар, вы же тогда меня выручили. Вы сказали патрульным, что мы устроили урок фехтования на потеху публике. Ха-ха! На потеху! Я еще подумал: "Отважный малый". Не знаю, долго ли вас мариновали в участке, а меня быстро отпустили. - Теперь маршал смотрел на меня с любопытством: - Да, сколько лет прошло... И вы их провели в казарме. Вас здорово задвинули... Были какие-то основания?
- А вы не помните, из-за кого мы дрались на дуэли?
Судорога передернула лицо маршала Нея, но он тут же взял себя в руки.
- Не помню, полковник. И вам не советую. Ладно, сегодня мы празднуем победу. По этому поводу - и только по этому! - я сохраняю за вами полк, но подержу вас какое-то время в резерве. Набирайтесь опыта. Как видите, я стараюсь вас прикрыть. Но не забывайте, у Императора отличная память. Мне передали, что он наблюдал ваш маневр и воскликнул: "Какая бестолочь!" Он когда-нибудь вспомнит, и тут я буду бессилен.
* * *
Мокрый снег, ледяной ветер. Какой уж там аллюр! Наши бедные кони вязнут в грязи. Закоченевшие пальцы с трудом сжимают эфес сабли. Снежный заряд слепит глаза. Нас накрывает белая, клубящаяся, обжигающая холодом волна. Небо рухнуло. Земли не видно. Вой снежной бури заглушает ружейные залпы. Слева и справа, как привидения, слабо маячат силуэты моих солдат. Неожиданно, словно разорвали белый занавес, буря уносится. Свет? Светопреставление! Прямо перед нами стена русских войск, и заблудившийся луч солнца играет на их штыках.
И потом все повторяется. Снова и снова сквозь слепящую белую тьму мы идем (бредем!) в атаку и натыкаемся на стену русских штыков.
Это не кошмарный сон. Это восьмое февраля, битва при Эйлау.
Прав был полковник Паскаль Тордо. В армии не существует плохой или хорошей погоды. Я бы уточнил: в армии существует только плохая погода. Кони месят копытами грязь. Снег, ветер, дикий холод. Эйлау.
Русские стояли.
Мы атаковали так, как нас учили наши маршалы: Ней, Мюрат, Даву. Мы вклинивались колоннами, били кулачным ударом.
Русские стояли.
Мой полк поредел наполовину. В других частях было еще хуже. В сумерках последней атаки мы шли по трупам. Император ввел в бой весь свой резерв кавалерии. Никогда не видел такую массу конницы. Фронтальный напор семи дивизий отодвинул русскую стенку.
На этом сражение кончилось.
При свете факелов мы подбирали раненых. Император объезжал побоище. От его свиты отделился всадник и направился в нашу сторону. Когда он приблизился, я узнал маршала Нея. Маршал задержался у подводы со стонущими людьми, затем выпрямился в седле и отдал нам честь: