По его взгляду поняла, что не промазала. И закусила удила.
- Тони, в Америке все легко проверяется. Наводить справки по телефону моя профессия. В Вашингтоне ты прочел две лекции Какого черта ты там торчал?
Жалкое выражение его лица сменилось осмысленным. Последовал пассаж:
- Если ты когда-то был связан с системой, система тебя не отпускает, даже если ты из нее давно ушел. Как только ты начинаешь что-то раскапывать, раскапывать для себя, система это чувствует и спешит установить контакт. Контакт всегда возникает в причудливой форме. Коллега из университета, пригласивший на лекции. Попутчик в самолете в соседнем кресле. Врач, приехавший домой по вызову. Хозяин маленького придорожного мотеля (мотель затем может как сквозь землю провалиться). Официантка в ресторане, откровенно намекающая. Кстати, юную девицу, смело севшую ко мне за столик в кафе самообслуживания, я, честно говоря, принял за контакт. Система достаточно умна и денежные вознаграждения не предлагает. Принцип системы - взаимная выгода. Вы - нам, мы вам. То, что вы ищете, мы постараемся найти. А вы, пожалуйста, просмотрите эти материалы. Если вам удобно работать в Эмпайр Стейт Билдинг, не беспокойтесь, мы там снимем этаж.
- Если ты думаешь, что я хоть что-то поняла...
- Я объяснил в общих чертах. Дальше говорить не имею права.
- Тони, раз я показалась тебе юным контактиком, скажи, кто меня послал. Иначе я умру от любопытства. Система конкурирующих фирм? Масонская ложа? Инопланетная система? От тебя всего можно ожидать. Ты выстроил в своей башке светлое будущее, в котором я занимаю определенное место. Если это так - а не подлая попытка уйти от скользкой темы, запутав меня в системах (системах координат?), - то я имею право кое-что знать. Обещаю тут же забыть и заткнуться на всю жизнь.
- Система многолика.
- Тони, кто "мы"?
- В данном случае - ЦРУ.
- Мисс, - Дженни показала официантке на Тонину тарелку, - сложите это в пакет. Мы возьмем все с собой.
* * *
- Тони, что ты там копаешься наверху? Я разогрела ужин.
Естественно, он спустился с перекошенной рожей.
- Интересно, - ангельским голосом пропела Дженни, - что я сейчас услышу? "Дженни, иди спать, я ужинаю один". Или "Никогда с тобой не буду говорить ни о чем серьезном". Или... "я улетаю завтра в Вашингтон"?
Она легонько прижалась к нему, но ловко вывернулась из его рук.
- Садись. Ты надутый, как Эля. Обидели, обидели, обидели. Что ты пьешь? У нас, как в Греции, все есть. Сознайся: системный город ты нагородил в корыстных целях - поужинать в привычной обстановке.
- Зачем ты меня дразнишь?
- Потому, что ты лгун и негодяй. Скажи, откуда приезжали визитеры в Вашингтон? Обрати внимание, я не спрашиваю кто. Абсолютно неинтересно. До лампочки. Обещала не задавать вопросов? И ты поверил? Никогда не имел дела с бабами? Скажи, никогда? Так откуда? Жажду расширить свои географические горизонты.
- Из Москвы.
- М-да... С тобой и впрямь не скучно. Как ни странно, эта информация меня успокаивает. Но все равно ты лгун и негодяй. Поначалу меня заманил, а теперь крутишь динамо бедной девочке.
Опять его лицо передернуло.
- Вот ты о чем. Тебе недостаточно...
- Тони, тебя так приятно дергать за ниточки. Умора. Ведь я изучила каждую твою реакцию. Если ты об этом, ты прав. Мне недостаточно. Всегда буду тебя хотеть. Такая постановка вопроса устраивает? Продолжаю. Чем ты меня взял? Своими историями. И только я вошла во вкус, как ты стал отлынивать от работы. Профессор, сегодня вы читаете лекцию мне персонально. Готовьтесь. Ты так классно рассказываешь! "Ее взгляд пронзил сердце того, кто был предназначен ей судьбой"...
- А как бы ты сказала?
- Да просто у него на нее все время стоял. Понимаю, это не стиль восемнадцатого века. Между прочим, в лекциях ты гораздо откровеннее на сексуальные подробности. Пожалуйста, почаще. Жозефина ему делала?
- Дженни!
- Что?
- Побойся Бога!
- Почему?
- Речь идет об императрице Франции.
- А разве императрица не строчила? Ладно, сегодня оставим Жозефину в покое. Что произошло дальше с Сен-Жюстиком? Помню, помню, капитан Жером Готар. Профессор, умоляю...
Тони вздохнул:
- Это были самые черные годы его жизни.
IV. ПОЛКОВНИК ГОТАР
Это были самые черные годы моей жизни. События неслись стремительно, как конница Мюрата, имперский орел распластал крылья над Бельгией, Голландией, Италией, Баварией. Великая армия разбила свой бивуак на правом берегу Рейна, а мои часы остановились - сломалась пружина, кончился завод.
Десять лет я провел в казарме, обучая новобранцев военному ремеслу. Капитан Готар, инструктор, без всяких перспектив продвижения по службе. Продвигаться можно было в войсках, которые неумолимо продвигались на восток. Но я давно перестал писать рапорты о переводе в действующую армию, их явно клали под сукно. И однажды мне намекнули: не возникай. Я понял, что мне предназначено быть достопримечательностью казармы, своеобразным памятником старины. Наверно, новичкам показывали: вот плац, вот конюшня, вот ворота с вензелями, оставшимися со времен королевской гвардии, а вот капитан Готар, вечный тыловик, который до конца своих дней будет командовать учебным эскадроном.
Менялось начальство, менялся офицерский состав. Как быстро делались карьеры! Мой бывший приятель Отеро получил генеральские эполеты, мой бывший соперник Мишель Ней - маршальский жезл и миллионное состояние, моя бывшая любовница восседала на троне... А я привык за неделю до выдачи жалованья считать мелочь в кармане. Грустная необходимость Мне полагалось 233 франка в месяц. Весьма не густо, учитывая высокие парижские цены. В действующей армии все было за казенный счет, плюс различного рода надбавки. В тыловых гарнизонах офицеры платили из собственного кармана. Я находил такой порядок разумным и рациональным (как и все, что делал Император): люди должны рваться в боевые части, а не отсиживаться на зимних квартирах. Разве я поначалу не рвался? Но, как говорят наши чиновники, меня засунули в шкаф.
Уйти из армии, овладеть другой профессией? Какой? Торговать было бы противно, административные должности, как я догадывался, были для меня закрыты. Десять лет в казарме не прошли бесследно. Командовать эскадроном, рубить головы чучелам, перескакивать на коне изгородь, стрелять в деревянные мишени - вот и все, что я умел. А в казарме крыша над головой, 233 франка, капитанские погоны. И в дивизии ко мне относились с сочувствием, ибо знали мой послужной список: тяжелое ранение при форсировании Самбры, частичная потеря памяти.
На мою беду, память вернулась. Вернулась тогда, когда я осознал, что стал другим человеком. Другой человек в другой жизни. Где революционный энтузиазм площадей, фанатичная жертвенность якобинцев? Куда все подевалось? Народ, который когда-то радостно приветствовал Робеспьера, теперь ликовал при виде Императора. Революционеры-якобинцы, те, кто уцелел, ревностно служили в министерствах. Желчные журналисты, яро разоблачавшие козни агентов Питта, ныне пели дифирамбы властям. Писатели, художники, актеры, ранее кичившиеся своим вольнодумством, на полусогнутых, на четвереньках, ползком пробирались поближе к трону.