Исповедь пофигиста - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тавровский cтр.№ 14

Вообще, с рэкетом свяжешься, сразу попадаешь в большие бабки. Они так и говорят, почти нежно:

— Ну, мужик, ты в такие бабки попал! Ты себе не представляешь… Ты на меня будешь работать всю жизнь. Гляди, я счетчик включаю: с завтрашнего дня — десять процентов в день.

Эти рисковать не будут: они вообще на велосипедах не ездят. Все, что меньше четырех колес — от лукавого, потому что страховки для них никакой не придумано. Кому они, кроме себя, нужны?

По-моему, боятся там все, но все боятся по-разному. Андрей в страхе был спокоен:

— Ребята, нам звездец! Приезжал от Папы Чук и уже требовал проценты. Так что, Рыжий, будем скоро висеть на суках.

Плевать, что я всего-навсего водила. Я тоже буду висеть. На Пашу-бухгалтера только за то, что он подписывал бумажки для банка, навесили три тыщи баксов. На меня две тыщи. Просто раскидал Папа восемьдесят тыщ долга на всю нашу фирму — платите!

А наш Паша, Паша-Маша-растеряша, вообще был феномен донельзя. Окончил какие-то курсы, бабки обналичивал за мелкие проценты: в банк положит и тут же снимет, и всегда с выгодой. Он такие шуры-муры творил! Ему шел только процент от сделки, а оклада не было.

Паша был маленький, шустрый и все время смеялся. Он вырос в киевском бандитском районе, поэтому жил всегда с усмешкой. Говорил поговорками, бабка научила.

— Рыжий! Хрен с горы! У тебя колесо спустило.

— Врешь.

— Чего врешь — я сам взял и ниппель вывернул.

Я пошел смотреть — колесо целое. А Паша доволен:

— Все! Я в нормальном настроении, теперь можно работать.

Он как-то умудрился кулечки целлофановые списать как сгнившие. Гений! Но тоже бандит.

Машину я вожу классно. Любую. Участвовал в чемпионатах мира по радиоспорту, однажды даже засек позывные шпиона. На трубе играю с детства. После того, как я забросил трубу и установил на крыше огромные сверхмощные радиоантенны, соседи пожаловались отцу:

— Борода, уйми сына. Раньше мы от него глохли, а теперь телевизор посмотреть не можем.

Эти антенны такие помехи создавали в космосе — труба!

Зато я ни к кому не пристаю с вопросом, в каком году Пушкин написал «Конька-горбунка». Мне по барабану. Я до сих пор не пойму: если Герасим написал Муму, почему памятник поставили Лермонтову? Чудно же! Зачем мне эти проблемы?

У меня было здоровое сибирское детство: без комплексов, все время на свежем воздухе. И дальше не хуже. А как из армии пришел, ну, отгудели, как положено, со всей родней, а на следующий день мы с отцом в баню поехали. Он говорит:

— Поедем, возьмем водочки моей самодельной — и на дачу, в баню.

Ну, баня как стояла, так и стоит рядом с дачей. А свинью, которая там жила, отец зарезал: кормить нечем. Хе! Свинью-то! Да она и не в бане жила, а в утепленном сарайчике. Все строили сами: отец же плотник.

Балкон у нас в доме был цельный, без гвоздей. Отец даже премию получил за самый красивый дом с балконом.

Вот что он тогда придумал. Мать работала на складе — огромней, чем Ганновер. Привезли нефтяные резервуары. Что сделали родители? Мать скоммуниздила один резервуарчик тонн на сто, взяла у государства для личного пользования — все дела.

Дальше мы приобрели огород. Пришел шагающий экскаватор, у него ковш пятнадцать тонн, выкопал яму на весь огород. Такой, блин, котлованище получился! И туда мы кинули скоммунизденный резервуар, а на нем посадили огород и построили дом. В доме был люк, его открываешь — и попадаешь в бункер. Нет, в погреб. В резервуаре стал погреб, понятно?

Мы его уложили досками. Между ними и железом — керамзит со мхом: тепло и мыши не заводятся. Одна проскочила — мы ее удушили. Есть старинный чисто русский способ охоты на мышей. Мышеловкой же мышь в погребе не поймаешь. Если рядом картошка, овощи, фрукты, патиссоны разные, на фиг мышам твой сыр и мясо копченое. Тогда толчешь в железной ступе стекло и смешиваешь с сахарной пудрой. Ясен результат? Потому что мыши — смертный приговор погребу.

Ну, черт с ним, с погребом. Дом мы тоже сделали по самым несоветским стандартам. Но все из отечественных материалов. Дом красивейший. Шифер для крыши тоже мать достала. Конечно, я самый легкий, мне и шифер укладывать. Отец где-то нашел блок для альпинистов. Мне привязывают на шею лист шифера и подымают на крышу. Я прибиваю лист, а мать в это время ходит внизу и все, что с меня просыпалось, поднимает — гвозди, молоток… Отец ей кричит:

— Мать, уйди! Он тебе сейчас на голову лист уронит…

— Да ну тебя, борода, — смеется мать и нагибается за очередным гвоздем.

И кончик ее платка касается земли. Я тоже возмутился:

— Отец! Не пугай мать… твою!

И уронил вниз лист шифера. Хорошо, мать не успела шелохнуться. Только кончик платка отрубило, а могло бы и голову. Повезло.

Мы для себя еще два дома в округе построили. Почему нет? Последний на одиннадцатом километре. Вот там отец и вырубил свой исторический балкон; там был и скоммунизденный генератор. Отец все собирался шведскую печку приладить.

Да, так затопили мы баньку. Без женщин, без никого. Ну, Новый Год. Мороз трескучий, банька рядом с озером, а дом на краю тайги. Сбоку пять теплиц и восемь парников, в них и росли гладиолусы, которые отец зимой продавал по сумасшедшим ценам. Все честно, не надо! У нас в Стрежевом цветы ни у кого не росли. Ну, еще у двух-трех. Земля-то промерзает. А мы землю обогревали. Зато не цветы, а золото.

Перед армией отец купил трактор, еще одну машину и сто метров Оби. У нас озера и реки тогда продавались: бери — не хочу. «Штаны», «Утес», где осетр идет, — за пять тысяч. Теперь сто метров Оби стали нашей частной собственностью. Хочу — спалю, хочу — взорву. Я говорю отцу:

— Ты поставь кооператив «Калитка». Будем за пошлину баржи пропускать.

Отец там щук развел. Никто ему стал не указ: идет рыба на нерест, не идет — рыбнадзор не вмешивается. Приват, блин, частные владения! С колючкой. И рыбнадзор ездит и следит, чтоб никто в эти частные владения не совался.

Ну, отец вообще считался кулаком, а все плакался: бабок нет, свинью кормить нечем. Нет, конечно. Откуда им взяться: то трактор, то сто метров Оби, то балкон на одиннадцатом километре. Но тут все элементарно. Это — мое!

Взяли, значит, мы бутылочку. А у нас печка была, буржуйка-холера. Искры во все стороны, но грела хорошо. Прихватили мы водочку и пошли в баню греться. Открыли окна, кто тут будет воровать — тайга кругом. А свой «москвич» прямо рядом с баней поставили — для наглядности.

Все очень удобно: вышел в предбанник, стакан опрокинул — снова зашел. Закусил огурчиком — опять туда же. Долго мы парились с батей, часа три-четыре, бутылки две-три. А потом — такая история:

— Давай, — говорю, — выбежим на морозик, протрезвеем. Нам же еще домой ехать. Не забыл?