Четвертый круг - читать онлайн книгу. Автор: Зоран Живкович cтр.№ 44

Когда я впервые увидела его на поляне перед храмом, на ментальной картинке, которую мне посылал младенец, казалось, что вокруг его тела обмотан просто кусок ткани. Причем дырявой и грязной. Только глубоко забравшись в исторические блоки своей памяти, я поняла, в чем дело. Худшей вещью на этой тоге было большое темно-красное пятно в области груди, расположенное вокруг приличных размеров дыры, сделанной, видимо, каким-то острым предметом. Не требовалось никаких химических анализов, чтобы убедиться, что это засохшая кровь.

Но дедуля не обращал на нее ни малейшего внимания, что означало — или он снял эту тогу с кого-то, кому она, по вполне очевидной причине, уже была не нужна (я ужаснулась этой мысли еще больше, чем рецепту с несвежим навозом), или рана его уже зажила, и бедолаге просто не во что переодеться. Во всяком случае, я не могла больше смотреть на эти лохмотья и среди вещей Шри нашла хлопчатобумажную майку и тренировочные штаны, предложив их ему как временную замену дырявой тоги. Он долго вертел их в руках, явно не понимая, как это надевать, и окончательно утвердил меня в убеждении, что происходит не из нашего времени. (Но как?.. Нет, не существует никаких «как» и «почему»; мы договорились: вещи надо принимать такими, какие они есть. Наверное, однажды все разъяснится…)

Вопреки всем своим вывертам и привередливости в еде, старик имел шанс мне понравиться — он на самом деле был очень приятным дядечкой, гораздо живее Шри и Будды, — если бы не ввел одно новшество, превратившее дом, порядком в котором я гордилась (вплоть до появления черепах), в настоящий свинарник. Хорошо, я еще могу понять, что он пришел сюда, чтобы с утра до вечера вести эти нудные мужские разговоры с Шри и Буддой; если у них нет занятия поумнее, пускай, хотя я чувствую себя совершенно покинутой. Но почему необходимо было засыпать весь пол храма пылью и песком и таким образом безнадежно его испачкать, только для того, чтобы маниакально рисовать на нем какие-то круги? Разве не лучше для этого было использовать один из моих мониторов? По крайней мере, так бы я, вероятно, получила возможность разобраться, что же здесь все-таки происходит.

Мы шагаем втроем в царство подземное.

Первым — Мастер мой, что душу тщеславную, самолюбивую дьяволу давно продал в обмен на дар чудесный, чтобы из-под пальцев его длинных лики божественные выходили, которые многие глаза легковерные обманом страшным затуманили. Ибо есть ли грех более тяжкий и низкий, чем образы святые на стенах монастырских рисовать искусство используя, что сам сатана злобой своей вдохнул?

За ним — я, раб Божий убогий, который знал это, но знать не хотел. Молчание мое из многих причин проистекало, достаточных для меня в свое время, но среди них ни одна теперь избавления не может мне принести запоздалого, ибо вступил уже я в пекло проклятое, чтобы наказание принять праведное. Но я хотя бы без ропота греховного это сделал, дабы раскаяние свое полное показать, смирение бесконечное и желание искреннее в муках тяжких, долгих искупление небесное, возможно, заслужить.

За мной — женщина, которую я постыдно Марией считал, хотя знамения все говорили мне языком ясным, что никак не может она быть той, за кого лик ее прекрасный выдает. Ну неужели настоящая Мария, царица небесная, мертвого Мастера к жизни вернула бы, зная, что он лишь слуга ничтожный владыки адского? Неужели с ним прегрешенье сотворила бы ужаснейшее, что и в помыслах самых тайных явиться не может и душу целиком навеки оскверняет? Неужели с нами в царство подземное сошла бы, туда, где ногам ее пресвятым никак место быть не может?

И все же, вот она за мной, несчастным, спускается по ступенькам гнилым, червем изъеденным, что ведет от входа подвального к кругу первому жилища дьявола, словно по пути этому безвозвратному шла уже бессчетное число раз. А когда наконец до конца лестницы роковой добрались, по которой грешники только вниз идти могут, а вверх — никогда, источник сияния огненного и смрада ядовитого ясен стал, душу мою сжавшуюся ознобом жутким наполнив. Озноб этот не исчез нимало и тогда, когда женщина, которую я, грешный, Марией считал, руку свою хрупкую на мое плечо костлявое опять положила, чтобы соками животворными меня еще раз одарить.

Ибо зрелище, что глазам моим слабым, слезящимся открылось, повсюду вокруг меня простираясь, сколько взгляд печальный досягал, вмиг пошатнуло готовность мою горячую наказание свое с благодарностью покаянной принять. Даже если б сатану самого увидел я как палача немилосерднейшего мира подземного, зрелище это только страшным было бы, но не потусторонним. Ибо кто повелитель всех демонов адских, как не один всего лишь из ангелов падших, облик первоначальный сохранивший, пусть и искаженный страшно?

Но то, среди чего я, ничтожный, оказался, признаков человеческих никаких не имело — ни членов сильных, ни тела стройного, ни даже лица блаженного, что отражение есть и окно души вечной. Шары какие-то несчетные, размером по колено человеку, землю мерзкую круга первого адского густо покрывали, сиянием мутным розовым все вокруг обливая. Хоть и имели они форму совершенную, существа эти чудесные чьим-то чужим творением были — не Господни, ибо Всевышний никак их по облику Своему создать не мог, как с тварями остальными сделал, что шар земной украшают.

И все же, хоть и не из духа Божьего шары эти разноцветные происходили, были они не просто вещами неживыми, ибо на глазах моих, пока смотрел я на них взглядом первым изумленным, три из них набухать вдруг начали, и когда стали мне по пояс, оболочка их растянутая не выдержала более, и они в миг единый лопнули согласно, словно мех кузнечный, надутый слишком. Но место это пустым не осталось, ибо когда дым зеленоватый рассеялся, что из тел их лопнувших наружу густо повалил, узрел я три новых шара, размером как и все остальные.

А когда клочья дыма этого нутряного ноздрей моих старых, волосами седыми заросших, достигли — такое отвращение страшное меня охватило, что в мгновенном приступе тошноты я ладони дрожащие к лицу посиневшему прижал. Вот, значит, тот смрад что ощутил я у входа подвального в утробу адскую! Смрад, о котором я, невежда, думал, что это есть дыхание мерзкое дьявола, происходил, оказывается от разбухания буйного этих тварей неземных. Если осужден я до вечности самой среди шаров обитать этих, вдыхая вонь их, коя отвратительнее смрада плоти гниющей, — тогда согрешение мое больше и страшнее быть должно, чем я, несчастный, даже и в мгновения покаяния глубочайшего предположить мог!

Но времени не было на размышления эти покаянные запоздалые, ибо рука Марии на плече моем костлявом легко меня вперед подтолкнула, и осознал я тогда, что пока в отвращении пытался вонь шаров этих потусторонних отогнать, Мастер мой прямо между ними двинулся, намерением неким тайным ведомый. Это чудом новым было, потому что шары перед ним послушно расступаться стали, словно стадо покорное, в загоне каком-нибудь скученное, перед своим пастухом строгим, путь всем нам открывая.

Путь, да, но куда? Страхом внезапным объят, что даже и смрад этот ужасный не есть наказание мое окончательное, направил я взгляд беспомощный, умоляющий на Марию, но на лице ее прекрасном лишь улыбка прежняя играла, смысл коей разобрать я никак не мог — то ли веселье это спасительное ангела-хранителя, под крыло свое меня, грешного, берущего, то ли усмешка злорадная демона, муками моими предстоящими заранее наслаждающегося?