На ладони ангела - читать онлайн книгу. Автор: Доминик Фернандез cтр.№ 77

Неслыханные чудеса, фантастические успехи, всенародная эйфория, ликование, охватившее всех и вся. Нас не волнует, как жестоко и неумолимо уродуются города, охваченные самой гнусной спекуляцией с недвижимостью, не волнует хаотичный и стремительный отток сотен тысяч людей с Юга в северные метрополии, резкая и катастрофическая урбанизация крестьян, внезапное опустение деревни, вопиющее отставание социальных служб по отношению к демографическому взрыву, плачевное состояние больниц, недостаток школ, нехватка учителей, безобразное функционирование почты, железных дорог и судоходного транспорта. Энтузиазм на подъеме, цыц сомневающимся, всем сломя голову работать, всем — производить и потреблять, всем — праздновать чудо Италии, развивающейся быстрее чем Америка в свой золотой век.

И символ этого оглушительного успеха — инаугурация в конце весны 1960-го (немногим позже Олимпийских игр, но — заметь какое совпадение — в то же время, что и происшествия на виа Панико и в Анцио), помпезное открытие Автотрассы — Дороги Солнца. Шедевр, который осязаемой метафорой соединил мечты прошлого и амбиции настоящего. Он — доказательство таланта современных инженеров, столь же легко преодолевающих горы и овраги, как и их прославленные предшественники античных времен, необходимая нации небольшая риторическая сатисфакция; он связывает Милан, деловую столицу, и Рим, правительственный центр; он позволяет «Фиату» сбыть 350 ООО произведенных за год автомобилей; он объявляется мощным механизмом в борьбе с провинциализмом и местничеством; он — прелюдия, наряду с телевидением, грандиозного и полного сплочения народа, географического и лингвистического, социального и общечеловеческого. Словом, волшебное воплощение в пятистах семидесяти трех километрах бетона тех грез и надежд, что были поруганы и утрачены за предыдущие сто лет.

Горе тому, кто сфальшивит в этом хоре осанны. У врат Таренте в Пулии «Италсайдер» воздвигает гигантский металлургический комплекс: сорок километров автодорог и тридцать пять железнодорожных линий. Каждый день здесь маневрирует тысяча триста грузовиков, в год производится триста миллионов тонн труб и листового железа. Какой-то трудяга, сравнив эти цифры с двадцатью тысячами оливковых деревьев, которые ради строительства завода вырубили в самой прекрасной долине мира, прерывает инаугурационную речь воплями и проклятиями. Ему пытаются заткнуть рот, он сопротивляется. Два члена службы безопасности связывают его, грузят в джип и отвозят в психушку. Заключение медэкспертов: приступ бреда, ассоциативное расстройство. Вердикт: два года принудительного лечения в приюте для умалишенных.

Поведение мое, хотя бы и лишенное эффектных жестов, представлялось от этого не менее бунтарским. Всем, что я пишу, всем, что я делаю, всем, чем я есть и являюсь, я нарушаю новый неписаный закон, рожденный религией прогресса. Мои слова о том, что Рождество — это праздник Христа, бедных и отверженных — мимо ушей, в том году только в Милане на подарки, городскую иллюминацию и цветочные украшения выбросили сорок миллиардов лир. Мои соображения о том, что «государственный» язык, транслирующийся из студий Монте Марио, есть ни что иное, как разношерстный жаргон, неспособный выразить живую реальность итальянцев и итальянок, — неуместны. Я сам — упрямый реакционер, заставляющий говорить своих героев на языке той земли, на которой они родились. И подозрителен мой ночной уклад, привычка бродить по улицам в те часы, когда другие, чтобы быть в форме на следующий день на работе, восстанавливают свои силы во сне. Моя затянувшаяся холостяцкая жизнь достойна порицания, ведь она мешает мне исполнять свой гражданский долг. И отвратительно преступление, в котором меня пока не осмелились обвинить, вот она главная и непростительная ошибка — получать наслаждение ради наслаждения, без какой-либо социальной целесообразности или полезной цели, транжирить впустую ту силу, которой Бог наделил меня, превращать в игру то, что мне было дано для воспроизведения, подстрекать к подобному расточению своей энергии молодежь, которая попадает под мое влияние. Но мою покупку белой «Джульетты», в которой я разъезжаю по Риму, уже назвали крайне неблаговидной — досадное воспоминание о тех временах, когда машина была роскошью, а «Альфа Ромео» — более знаменита, чем «Фиат», вызов добропорядочным семействам, которые недоедают, чтобы купить в рассрочку самую дешевую модель, препятствие для психологического благополучия всех тех, кто исходит желчью, сравнивая свои шестьсот кубических сантиметров с моими двумя с половиной литрами.

Правда, чтобы добить меня формально, нужно адаптировать кодекс моральных обязательств к новому времени. Религия мускулов и брутального прогнатизма вышла из моды уже пятнадцать лет назад. Как и античная система ценностей, которая казалась незыблемой в городе, который апостол Петр избрал для установления в нем своего престола. Все уже смеются над запретами, действующими на итальянском телевидении: не произносить слова «супружеское ложе», «бюстгальтер» и «половое созревание», то есть по сути сохранять сексуальные табу агрикультурного социума в тот момент, когда страна рвется в индустриальную эру; или не показывать на экране обнаженные ноги танцовщиц, то есть навязывать тому, кто обладает достаточными средствам и для покупки телевизора, предрассудки его крестьянского дедушки.

Истощение и неизбежный упадок католицизма в полной мере проявились во время скандала, разразившегося в Прато. Прато — это текстильный центр рядом с Флоренцией. Местный епископ обвиняет на проповеди двух молодых людей из его епархии в том, что они сочетались браком, не пройдя религиозной церемонии. Затем он письменно излагает свои анафемы и объявляет супругов «грешниками», предающимися «публичному сожительству». Пара подает на епископа в суд иск о защите чести и достоинства. Суд Флоренции, после компетентного разбирательства, приговаривает прелата к небольшому штрафу. Вопли из Ватикана: впервые со времен Латранских соглашений церковное лицо подвергается суду светского итальянского суда. Папа Пий XII, в знак траура, отменяет празднования, приуроченные к девятнадцатой годовщине его правления. Многие, правда, не понимают, что так опечалило старого фанатика, когда молодожены из Прато, чьи клиенты по наущению епископа устраивают погром в их мясной лавке, оказались вынуждены свернуть свою торговлю и, разорившись после этого, бежать Бог знает куда.

Вскоре после этого, осенью, Пий XII умирает. Я публикую свою эпиграмму «на Папу», в которой я обвиняю его в том, что он двадцать лет жил во дворце и спал в пятисотметровой спальне, тогда как простые люди ютились в трущобах.

Грешник не тот, кто совершает зло:

истинный грех — не творить добро.

Во времена закона веры меня за это и на костер могли отправить. В 1958 году, когда начался экономический бум, до защиты Святого Престола никому уже не было никакого дела. Кроме благородных членов римского Кружка Охоты, которые исключили из своего дряхлого братства Валентино Бомпиани, опубликовавшего в своем журнале мои стихи.

Жалкий конец рухнувшего великого мифа. Финальный удар был непроизвольно нанесен Иоанном XXIII, когда он вычеркнул из церковного календаря нескольких сомнительных святых: Дженнаро (прости его!), Филомену, Георгия, Екатерину Думаешь, клерикалы и толпы верующих сильно возмущались? Помню, как на витринах Порта Портезе появились невиданные по своей нелепости товары: фрагменты костей, кусочки тканей, пряди волос, упакованные под стеклянными крышечками в шкатулочках из дуба или красного дерева, в зависимости от цены. Церковники не придумали ничего лучше, как выбросить на блошиный рынок и распродать за несколько тысяч лир мощи непризнанных святых.