Латур, окруженный безграничной материнской любовью, продолжал жить в кухонном чаду родного дома с Бу-Бу и Гупилем, занятыми своими делами, но считал, что на самом деле все это уже кончилось. Отошло в прошлое. Он уходил из дома. Играл с дочерьми управляющего яблоневым садом Реньё. Они были такие милые, с круглыми животиками, и у каждой на носу была родинка. Он заманивал их в свое тайное убежище – хижину, построенную им в лесу. Девочкам нравились сказки о Лесном Царе, которые он рассказывал, могучем Лесном Царе, способном явить им невероятные чудеса, если они предстанут перед ним голышом. С видом знатока он присутствовал при этом сеансе и следил, чтобы все делалось по желанию Лесного Царя. Худенькие девочки стояли в хижине без единой нитки на теле, дрожа от нетерпения и холода, а Латур ходил вокруг них, щурился и тер лоб: нет, этого еще мало, они должны лечь на землю и поднять ноги как можно выше, чтобы Его Величество Лесной Царь как следует рассмотрел их. Девочки переглянулись. Но взгляд синих глаз Латура убедил их, и они повиновались. Он удовлетворил свое любопытство и дрожащим голосом объявил, что Лесной Царь доволен. Однако до чего же странно устроено у девочек тело! Он пошел домой к Бу-Бу и, чего давно не делал, сунул голову ей под мышку.
У Латура появился новый интерес. Огромный яблоневый сад и зеленые холмы Онфлёра привлекали бабочек. Здесь росли всевозможные цветы, осот и тимьян, над которыми они кружили, и Латур не уставал наблюдать за ними. Ослепительно синие или ярко-алые, они мелькали среди листвы, словно фантастические пятна в однообразной зелени деревьев. Латур научился различать бабочек и узнал их названия. Адмирал с черными бархатными крыльями, покрытыми белыми пятнышками и поперечными оранжевыми полосками. Вишнево-коричневый дневной павлиний глаз с фиолетовым глазком на каждом крылышке. Он видел пестрых разноцветных огневок, махаонов, парусников. Здесь были лимонно-желтые и ядовито-зеленые бабочки, светло-голубые и белые. Латур выискивал самых ярких, он любил наблюдать, как они спят на деревьях или на нижних сторонах листьев. Их грациозный полет отзывался в нем дрожью, но, когда они исчезали за кронами деревьев, на него накатывала тоска – ведь он не знал, увидит ли он их снова. Тогда он начинал ловить их. Сначала, поймав, он быстро отпускал их, но потом обнаружил, что бабочек можно убивать и засушивать, и они навсегда сохранят свою красоту. Он собирал их в коробки, которые хранил в сарае на заднем дворе. Иногда он вынимал мертвых бабочек из коробок и представлял себе, будто они живые и, легко взмахивая крыльями, летают над ним. Сарай служил ему кабинетом, и Латур предпочитал проводить время со своими бабочками, чем слушать бессмысленную болтовню Гупиля.
Но вот наступил день, когда Бу-Бу сказала, что отныне Латур будет посещать католическую начальную школу в Онфлёре. Спорить было бесполезно. Эта перспектива вызвала у него отвращение. Ему вовсе не хотелось вместе с другими мальчиками Онфлёра слушать поучения священника. Но Бу-Бу настояла на своем.
Латур со страхом смотрел на суровые лица учеников и слушал монотонные молитвы отца Мартена. У него не было оснований считать, что учитель или ученики дружески отнесутся к нему. Отец Мартен был строг и требовал от своих подопечных безупречного поведения. Правильная речь и строгая осанка могли помочь завоевать его симпатии. У него был горячий нрав, и он легко раздражался, если ученики проявляли недостаток воспитания. От них требовалась безоговорочная покорность учителю, Церкви, религии и уважение к соученикам. Воспитание, per se
[2]
. Его палка была тверда, и он безжалостно пускал ее в ход, если ему казалось, что ученики нарушают правила. Однако при таком режиме Латур чувствовал себя лучше, чем можно было ожидать. Он внимательно слушал учителя, и ему нравилось строгое выражение его лица.
После занятий до Латура долетали обрывки слов, шепот, замечания. Все это касалось его матери. У мальчиков было свое представление о ней. Латур словно увидел ее близнеца, о существовании которого даже не подозревал. Этот близнец был жаден и бесстыден. Он лишал маленьких детей куска хлеба и ради собственной наживы заставлял стариков умирать от голода. Мальчики бросали на него холодные взгляды, которые говорили: «Мы знаем, кто ты, и знаем, что не должны иметь с тобой дела, потому что ты сын ростовщицы». Они прозвали его Змеем. Это прозвище, произнесенное шепотом, преследовало его – и на площади перед церковью, и в классе – тихий, еле слышный звук. Латуру казалось, что даже ветер, ручей и деревья шепчут «з-з-з-з», словно вся природа с презрением ополчилась против него. Однажды четыре мальчика попытались утопить его в городском пруду. Они забросали его камнями и убежали, решив, что он уже мертв. Латур с удивлением наблюдал за ними, но вскоре в нем вспыхнула ненависть. Он обещал себе, что отомстит обидчикам. До сих пор он всегда играл один и не нуждался ни в чьем обществе. Их презрение укрепило в нем чувство, что он сильнее и лучше их. Они не умели мыслить самостоятельно, им было сказано, кто он, и запрещено иметь с ним дело, и они повиновались, как стадо баранов. Латур плакал украдкой, потому что не мог придумать, как им отомстить.
На уроках он сидел спиной к ним, устремив взгляд на отца Мартена, и воображал себя последним рыцарем на земле. В мире царит ненависть, но он не должен поддаваться заразе, что свирепствует среди людей. Должен выстоять и возвыситься над ними. Однако подобное поведение не принесло плодов; оно вообще не произвело на мальчиков никакого впечатления. Мало-помалу Латур начал встречаться с ними глазами, и тогда он решил, что на его лице должно быть написано четко и ясно: «Я Латур, вежливый, безукоризненный и услужливый». Это была нелегкая задача. Трудно казаться добрым. Но такая маска возымела действие. В глазах этих баранов появилось более человеческое выражение, и теперь, когда они открывали рты, слышались звуки, напоминавшие человеческую речь. Вскоре Латур почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы позволить себе некоторые проделки: мелкое воровство, ложь. Площадь перед церковью была подходящим местом для всевозможных ловушек. Он ни разу не попался и теперь с удовольствием ходил в школу. Может быть, в мире не так много ненависти, как ему сперва показалось? Кое-что он все-таки усвоил в классе отца Мартена: жульничество – путь к успеху, и порядок вещей таков, что можно избежать наказания независимо от содеянного, если совершить это потихоньку и не быть уличенным в преступлении.
Бу-Бу взяла себе привычку читать. Теперь, став состоятельной и считая, что поднялась над толпой, она твердо решила дать Латуру образование, приличествующее его положению. Он не должен походить на детей рыбаков в Онфлёре. К тому же это не противоречило педагогическим методам отца Мартена. Она раздобыла книги Ла Салля
[3]
и Салльера
[4]
о хороших манерах и различные сочинения о воспитании. Об учтивом обращении, поведении за столом, об отношениях между мужчинами и женщинами, о гигиене и пристойной одежде. Латур узнал, что неприлично пить суп из миски, есть мясо руками, подносить хлеб ко рту, не выпуская из руки нож. Умение сморкаться оказалось щепетильной темой, и Латура основательно просветили в этом вопросе. Бу-Бу властно поучала его: