106
— Деньги принес?
— Поймите, — с сугубой искренностью взмолился Уинстон, — для меня эта наша встреча — уже смертельный риск.
Лора уставилась на него:
— Ты принес деньги или нет?
Они сидели в салоне возле гостиничного бассейна. Уинстон не пожелал встречаться в вестибюле — не хотел показываться консьержу на глаза. Поэтому Лора выбрала этот людный закуток. Мимо бродили постояльцы в банных халатах, горничные катали тележки туда-сюда по узорчатым коврам.
— Умоляю вас, мисс, — сказал Уинстон. — Прислушайтесь к голосу разума. Ради вашей и моей безопасности бросьте эту безумную охоту. Езжайте домой, мэм. А иначе, я боюсь, кто-нибудь погибнет.
— Ну, — сказала она, — уж явно не я.
Натянутая улыбка.
— Прозреваете будущее? Знаете, что грядет?
— Слушай. Пока не получу деньги, я отсюда не двинусь. Ты упустил свой шанс, если хотел меня убить.
— Я никого не хочу убивать. Но прикрывать вас больше не могу.
— Прикрывать? Меня не надо прикрывать. Мне надо денег. Сию минуту. Ты их принес или не принес?
— Мисс, пожалуйста…
Она начала подыматься.
— Погодите, погодите. Да. Я принес.
Он протянул ей сумку. Лора открыла, порылась и не подумала пересчитать.
— Это найры. И этого мало. Я просила доллары.
— У меня больше нет! Здесь все, что было. Я с утра в банке торчал. Снял все, что имею. Не успел обменять.
— Этого мало.
И неважно, сколько он принес; этого мало, этого всегда будет мало.
— Погодите, погодите. — Из внутреннего кармана он вынул толстый манильский конверт. — Вот на это я собирался жить.
Она склонилась к нему, улыбнулась — оскал от уха до уха.
— Попросил родителей продать телевизор? Который мой отец спонсировал? — И затем: — Все. Равно. Мало.
— Но, мисс…
— Открывай бумажник. Поглядим, сколько там у тебя.
Она забрала все. Толстенную пачку найр. Даже монетки, хотя кобо — это какая-то мелкая доля американского цента. Когда он предложил ей медальон со святым Кристофером, «ролекс» и «рэйбаны», стало ясно, что она выгребла все до донышка.
— Часы и очки оставь себе. — Она поразмыслила насчет медальона. — И это тоже. Жди здесь. Схожу в бизнес-центр, узнаю, какой курс.
— У меня ничего не осталось. Поймите, моя жизнь в опасности. Прошу вас. Помогите мне выбраться из Нигерии. У меня проблемы с визой — в результате недоразумения. Спонсируйте меня, я приеду в вашу страну. Буду работать, перевезу родителей. Мы принесем пользу вашей стране. Верну вам впятеро больше, чем должен.
Образованный молодой человек, честолюбие и деловая смекалка из ушей лезут. Да уж, от него будет польза.
— Помогите мне выбраться, мисс. Тогда я смогу все исправить. Если вы меня тут бросите, меня побьют и уничтожат. Вы забрали у меня все. Помогите получить визу, я вам вдесятеро больше верну.
— Хватит и впятеро. Я отнесу деньги в банк, проверю, примут ли их, и мы поговорим о твоей визе.
— Спасибо вам, мэм, спасибо. Вы не пожалеете.
Когда пришла охрана, он так и сидел, оживленный и окрыленный.
В банке Лора выложила на стойку пачки крупных найр. Отложила одну пачку на завтрашнее такси в аэропорт, остальное отдала кассиру на пересчет и обмен, заполнила бумаги, сообщила номер своего паспорта. Обычно денежный поток тек в другую сторону, но бывало и наоборот; это же отель «Амбассадор», тут сделки заключаются что ни день. По местным понятиям, сумма не так уж велика. Значительна — Лоре пришлось старательно заполнять документы, — но нет повода бить тревогу. Тут ведь миллионеры останавливаются. Кассир поставил печати, поставил нужные подписи у нужных менеджеров, протянул Лоре чек.
— То есть деньги у меня на счету? — спросила она. — В Канаде?
— Да, мэм.
— Вы уверены?
— Да, мэм.
Лора прошла через вестибюль, попросила швейцара вызвать охрану. Когда охранники прибыли, пожаловалась, что за ней постоянно таскается какой-то юнец.
— Угрожает, домогается. По-моему, он здесь не живет. Может, он вор.
Лора смотрела, как Уинстона волокут к дверям, как он молит охранников, в панике шныряет глазами, ищет ее.
«Прощай, Уинстон».
Она победила, но…
Не торжество обуяло ее — одиночество. Ни дождя конфетти, ни лавины воздушных шаров. Никакого шампанского. И папы тоже нет.
В баре она выпила что-то пенистое и сладкое, погрузилась в уютную хлорку, долго, неторопливо, торжествующе плавала в бассейне. Выдох, вдох. Выдох под водой, вдох над водой. Кролем, брассом, баттерфляем. Пока плавала, в голове мелькнуло, что, может, не стоило так поспешно отсылать из страны деньги Уинстона: теперь, если дело обернется плохо, ей не о чем будет торговаться. Мысль стремительно всплыла и тотчас утонула; Лора перевернулась, легла на спину, закрыла глаза, а за ней медленно расходились волны.
Вчерашняя экскурсия по Лагосу оставила по себе потницу. Пот забил поры, мелкими волдырями вздулся на шее и предплечьях, а если чесать, становится только хуже. Она обмазалась кремом из гостиничной аптеки, но сыпь все равно бурлила и горела под кожей. Словно тело тушится на медленном огне; после бассейна Лора долго стояла в душе раздевалки, и на нее лилась вода.
Насухо вытерлась, выжала купальник, еще выпила в гостиничном салоне; телевизор на стене беззвучно проигрывал сцены бунтов. Бензиновый дефицит в Абудже. Этнические конфликты на плато Джос. Конкурс красоты в Лагосе. Заголовки ползли по низу экрана, офицер в военной форме говорил в микрофон, и его рот безмолвно жевал слова. Позади него на судно береговой охраны с маркировкой ООК грузили тела, обернутые в клеенку, — судя по заголовкам, повстанцев и заложников вперемешку.
До номера она добралась уже к вечеру, от «маргарит» осоловев, тоскуя по отцу. Замок открыла карточкой только с третьей попытки, несколько раз ткнулась в стену, пока искала ванную. Почему в гостиничных номерах всегда такой мрак? Она повесила купальник сушиться на перекладину в душе, плеснула водой в лицо, поглядела на себя в зеркало.
«Надо же, я в Африке».
У нее получилось, она выжила, завтра полетит домой.
И лишь тогда она сообразила, что в номере не одна. Вышла из ванной и почувствовала. Телефон у двери туалета. Можно запереться там, вызвать охрану, поднять хай до небес. Ничего такого она не сделала. Поступила, как все поступают в такой ситуации. Громко спросила:
— Кто здесь?
Горничная? Радио на минимальной громкости — слышно только в полной тишине?
Ничего подобного. Улыбка, а к ней прилагался юноша. Сидел в кресле у окна, в полумраке, под новорожденной луной. В руках нож для писем — впрочем, нет, не нож.