— Мне надо в деревню. Я слишком надолго уехал.
Джо вздохнул — скорее рыкнул. Повернулся к Амине:
— А ты чего? Охота тебе в болото? Я слыхал, они там людоеды. У пацана этого по ночам в животе урчало — я-то видел, как он на меня зырил, аж слюна по подбородку. Я глаз не сомкнул, чесслово! Боялся, что проснусь — а он надо мною с вилкой и перечницей стоит.
— Это ты-то глаз не сомкнул? — засмеялся Ннамди. — Да ты и за рулем глаз не открываешь. И вообще, игбо мы не едим. Они костлявые. Хрящи да шкура. — Сообразив, что Амина занервничала, Ннамди обернулся к ней: — Не беспокойся, дитя. Никто тебя не съест.
— Сначала поджарят, — пробормотал Джо. И Ннамди: — В эту свою вонючую трясину ты рвешься, а со мной деньгу зашибать не рвешься? Что за ерунда такая?
— Мы добры к гостям, — сказала Ннамди Амине. — Не волнуйся.
Стрельба снаружи приближалась.
76
В перегруженном такси, экспроприированном в ремонтном цеху, Джо подвез их к причалу на Судоремонтном ручье.
Настоял на том, чтоб помочь Ннамди погрузить припасы на «Химар». Стеклопластиковый корпус, навесные моторы — от миделя до кормы все забили ящиками фанты. Квадратными жестянками с пальмовым маслом. Банками сгущенки. Связками зелени. Вяленой треской. Мукой гарри для клецок. Цементом для ремонта стен. Флаконами с пенициллином в таблетках. Перекисью водорода от порезов и вазелином от ожогов, бальзамами, чтоб заживало, и марлей, чтоб перевязывать то, что заживает. Ящиком вьетнамок. Полиэтиленовыми пакетами с отпугивателями москитов. Новыми сетями. Футбольным мячом для школы. Солнечными очками и раскрасками.
Когда все погрузили, лодка опасно просела в воде. Джо накинул сверху брезент, под плевками с дождливых небес помог закрепить края, пожал Ннамди руку — предплечье к предплечью.
— Если передумаешь, еще успеешь смотаться со мной в Камерун. Я уезжаю через месяц, перед муссонами.
— Может быть, — сказал Ннамди, хотя знал, что не передумает: камушки давным-давно упали. — Не исключено.
Портовая вода, загустевшая от нефти. Дождь на нефти — бусинами. Джо на причале.
Чихнув и запнувшись, моторка зафыркала и ожила. Мальчишка-огони, рулевой, отвел «Химар» от причала, заложил вираж.
Ннамди стоял на носу, воздев руки.
— До свиданья, Игбо Джозеф!
— Я не игбо! — взревел тот. — И меня не Джозеф зовут!
Когда кровь превратится в деготь и по телу расползутся язвы, когда откажет иммунная система, а тело лишится сил, Джо из Оничи еще долго будет вспоминать кадунскую поездку с Ннамди из Дельты — будет вспоминать с нежностью, пока огни не погаснут один за другим.
Амина в жизни не ступала в лодку и, когда та дернулась, в ужасе вцепилась в борта. Ннамди стоял, прямой и сильный, махал Джо на причале, а тот все уменьшался.
— Ноао! — закричал Ннамди.
Джо тоже махал — широко, открытой ладонью, туда-сюда. На прощание заорал:
— Я еще голой жопой тебе на рожу сяду!
Ннамди засмеялся, лодка развернулась, и они отбыли.
Джо и Ннамди никогда больше не встретятся.
77
Язык. Скрывает и обнажает равно.
Лора размышляла о торжествах и тождествах. О «вас» и «ваш». Характерные ошибки и семантические слепые пятна — как отпечатки пальцев, как клейма. Даже Лора, хоть и литред, всегда задумывалась, натыкаясь на «отличный» и «различный», и ей никогда с первого раза не давалось рудиментарное первое «р» в слове «сюрприз». Она знала, что ему там самое место — без вопросов, — но все равно на вид — вылитая опечатка. Поручи ей переписать словарь, начала бы с сюрприза.
Поздравления с тождествами! Проверка орфографии в текстовом редакторе ошибку не заметит. Это тебе не по клавишам промахнуться. Тут иначе. Это надо всякий раз печатать самому.
Просто слова перепутали? Или не просто?
А вдруг это ниточка, что по воздуху ведет с Земли в пустоту, со спутника и обратно, через океан, через целый континент, по оптоволокну, затем в последний раз прыгает в воздух, в беспроводной маршрутизатор и на отцовский жесткий диск. Ниточка, что ведет отсюда — туда, из бунгало в Брайар-Хилл — в Далекое Далеко. Поздравления с тождествами.
78
Рулевой вел «Химар» вдоль берегов Судоремонтного ручья, к центральному каналу, а там направил лодчонку на морские пути гигантов.
Нефтяные танкеры избавлялись от резерва, готовя трюмы к новым порциям, и канал покрывали остатки слива. Те танкеры, что уже облегчились, шли дальше, перед собой толкая волны, точно тесто под скалкой, а позади волоча распускающийся кильватер. Когда мимо проходил такой танкер, «Химар» и другие лодчонки через секунду взбирались по волне, взлетали, затем падали. Рулевой-огони газу не поддавал. Переваливал через волны бочком; Ннамди сидел лицом к ветру, Амина цеплялась за борта.
Плоскодонки, доверху груженные бананами и вязанками хвороста, теснились вдоль берега, лодочники нащупывали путь шестами и веслами, стараясь одолеть накат валов.
— Мой отец! — крикнул Ннамди Амине. — У него была такая лодка. Теперь моя.
Они миновали танкер-развалюху, выпотрошенный и заваленный на сторону, его клепаные швы истекали ржавчиной. Появились замерные станции — сплетались трубы нефтепровода. За колючей проволокой у береговой линии — аванпосты нефтяников, цветовая азбука: «Шеврон» и «Агип», «Тексако» и «БП».
Ннамди рассмеялся.
— Добро пожаловать в республику «Шелл»! — весело крикнул он.
Газовый факел на берегу извергал жар посреди деревушки. Растительность вокруг увяла и поредела, но это не мешало деревенским женщинам использовать газовое пламя — рядами выкладывать на просушку кассаву и, в жару блестя потными лицами, развешивать стирку на трубах. Те прорезали тропинки в лесу, ныряли, выныривали, пересекали мелкие ручьи и речки покрупнее, змеями скользили вдоль воды.
— В сезон дождей этих труб и видно не будет, — сказал Ннамди. Он придвинулся к Амине поближе, чтобы не кричать.
Она поглядела на низкий серый потолок небес. Брызги дождя и каплющий лес, влажное дыхание тумана. «Если уж это не сезон дождей…» Она плотнее закутала голову платком.
— Можешь залезть туда, — сказал Ннамди, кивнув на брезент. — Если дождь пойдет.
Если?
Они вошли в душный лабиринт ручьев и клокастых островков, и «Химар» постепенно набрал скорость, зашлепал носом по воде, а дождь колол его, точно подушку для булавок, обжигал кожу, как песок в пыльную бурю. «Что я натворила?» Куда ни глянь — к тебе тянутся пальцы воды. Бесконечные переходы. «Что я натворила?»
Ннамди снова сел рядом.
— Под водой живет речной народ, овумо. Смотрят на нас и думают, что мы — их отражения. — Он улыбнулся. — Может, и правда. Может, овумо настоящие, а мы — перевернутые. У нас в деревни матери детишек пугают: «Веди себя прилично, а то овумо заберут! Будешь плохо поступать, овумо придут и сцапают». А моя мать не так. Она грозила: «Веди себя как полагается, Ннамди, а то ийеи придет». Это значит «что-то». Больше ничего не говорила. Ни разу не сказала что. «Что-то придет» — и все. — Он засмеялся. — И это было хуже всего — не знать что. Просто что-то . Ийеи.