419 - читать онлайн книгу. Автор: Уилл Фергюсон cтр.№ 34

Внизу, в лагуне, временно застрявшие в приливной слякоти, сгрудились на привязи деревянные каноэ. Редкие моторки скособочились под тяжестью навесных моторов; от винтов в отлив никакого толку.

Мужчины с сетями и ловушками брели дальше. Кто его знает — может, найдут во влажном иле акулу; порой такое случалось — ко всеобщему восторгу и коллективному забою. Но нет, сегодня никаких акул. Только мелкая рыбешка и жирный запах мангровых болот.

Когда прилив выносил на берег крупного сома, они накидывали сети покрупнее. Мелочь, приплывавшая за ним, убегала, ускользала сквозь мельчайшие ручейки в ячеях. И хотя рыбешка эта не была сомовым потомством, отец мальчика и здесь видел закономерность.

— Дело родителя — отдать жизнь за детей, — говорил он.

На тропинке над лагуной мальчик поднял руку, и колонна детей остановилась.

— Нам еще не пора, — сказал он.

Когда детям нужно будет сбежать вниз и собрать рыбу, что еще трепыхается в грязи, мужчины им крикнут. Тогда надо поторопиться, а то прилив унесет рыбу назад.

— Подождем здесь, — сказал мальчик. — Возле пушки.

Дети поснимали с голов ведра и миски, стали ждать дальнейших распоряжений. Пушка, хоть и заросшая лозами, была отчетливо видна — местная достопримечательность. Чугунная, на боку рубцом выпуклые буквы «ЕКВ Королева Виктория». Она стояла на вершине тропы — уж какая ни есть вершина. Скальное обнажение — точка обстрела лагуны: мужчины внизу — на древней линии огня.

Дождь порывался зарядить целый день, и теперь хмурое небо наконец разверзлось. Но ливень был краток. Вскоре дождь обернулся туманом, туман — па́ром, а мужчины так детей и не позвали.

Те переждали дождь под широкой листвой, а когда он слегка поутих, старший мальчик сказал:

— Ладно, идите поиграйте.

И они тотчас с визгом разбежались. Мальчики играли в войнушку на поляне возле пушки, боролись на локотках, валяли друг друга по мокрой земле. Девочки предпочитали другие игры — на одной ножке прыгали по свалявшейся траве и распевали четкие считалки, пытались подольше сохранять равновесие и выдерживать ритм, хохотали, когда спотыкались, и когда не спотыкались, тоже хохотали.

За пушкой — британское кладбище, и, пока маленькие играли, старшего мальчика увлекло туда.

Имена мертвых срывались с его губ. «Мэннинг Хендерсон, эскв.». «Ричард Белшо, королевский канонир». «Капитан Реджиналд Лаучленд. За Бога и Короля. За Королеву и Отечество».

Он умел прочесть надписи на камнях, потому что они по-английски; в других краях говорили только на местных диалектах иджо, но здесь, среди красного дерева и мангровых рощ дальних ручьев, общий язык — английский. А как еще договориться с торговцами игбо или жрецами йоруба? Как одолеть диалекты иджо, такие невнятные, будто отдельные языки? На английском в Дельте говорили дольше, чем бытовала сама сущность под названием «Нигерия». Иджо дельты Нигера сражались за и против английского короля, освоили его язык, принимали его миссионеров — а те нередко принимали мученичество. Королевский язык преподавали в школе, на нем говорили на рынке и дома, беседы с легкостью переходили с иджо на английский и обратно, точно воду из тыквы в тыкву переливаешь. И говорили здесь как полагается, негромко и сочно, все слова, все слоги равновесны, равнозначимы. А не эти радийные гнусавые модуляции. Бесцветные би-би-сишные голоса, слащавые и слабые.

Английский, как мангровые рощи, глубоко пустил корни в мутных водах Дельты. Это и их язык, хотя большинство детей и многие взрослые в глаза не видали ойибо, как их называли игбо.

В основном ойибо наследили в дальней Дельте своими могилами. Кости мелких сошек — под простыми деревянными крестами, что давно завалились и теперь влажно гнили, зеленью на зелени проступали во мху. Но чаще надгробия каменные, прячутся меж африканских дубов, заросли и заплесневели до черноты. Мальчик бродил меж английских останков, меж каменных памятников ЕКВ Королевского военно-морского флота — Gloria filiorum patres, [23] — а рядом надгробия Королевской нигерийской компании и старый гранит Объединенной африканской. «Служа великой славе, 1895». В тот год британцы обстреляли Брасс-айленд. Учитель им рассказывал посреди уроков английской грамматики, законов иджо и зубрежки таблицы умножения. Говорили, что англичане, точно рассерженный бог, обрушили на остров железный дождь, за грех высокомерия убивали местных жителей десятками. Но и сами лишались жизни в тот день. Тут учитель улыбнулся:

— Они умирают, как и все мы.

Англичане даже не увезли с собой тела, прямо здесь и бросили. Ужасно оскорбили английских дувой-йоу, считал мальчик. Как обретешь покой, если в твоей родной деревне не справили обрядов? Ты же навеки обречен блуждать в тоске. Может, потому и ставят на могилы такие огромные камни — чтобы души не выкарабкались.

Остальные дети, которым прискучили войнушка и считалки, в любопытстве и страхе побрели за старшим на кладбище. Тот сомнамбулой бродил меж могил и едва их заметил, но затем что-то… случилось.

Лес за кладбищем… шевельнулся.

Ветер? А может, примерещилось. Порой так просто и не различишь границу между миром одже, материального и повседневного, и миром теме, духов на полпути. Перепутываются, как лозы, и не разберешь, где заканчивается один и начинается другой.

Мальчик тихонько дышал, смотрел на лес. Ждал.

Лес снова шевельнулся.

А затем — треск, проклятия, листва расступилась, и появилась фигура. На поляну вышел дылда с розовой обваренной кожей, в чем-то бежевом и замызганном, а за ним еще двое, у которых кожа нормальная. Эти двое нервничали, а заметив детей, что-то сказали — не по-английски, не на иджо, и мальчик понял, почему они на взводе. Они не иджо — игбо, им неуютно, они вдали от своего народа.

Розоволицый, впрочем, ничего не замечал. Отмерил шаги, сбросил с плеча связку длинных деревяшек — они упали, получилась тренога, на которую он привинтил маленький бинокль. Закатал рукава, снова застегнул — руки веснушчатые, покрытые светлыми волосками. Он уставил в бинокль глаза, выцветшие, как и его кожа.

Двое других — видимо, телохранители — встали с флангов, с наигранным безразличием наблюдая за детьми. Малышня столпилась за спиной вожака; все глядели, как странное создание вытащило блокнот, перетянутый резинкой, раскрыло его и что-то записало огрызком карандаша. Затем бледно-розовый обтер шею тряпкой, рукой провел по лбу. С волос капало.

Лишь тогда он заметил горстку детей.

— Здравья, — сказал он.

— Вы англичанин, — сказал мальчик, гордясь, что разобрался. Хотел спросить: вы приехали за английскими костями? Увезете их домой?

— Вы, деть, с деревни, йа? На не этой стороне?

Мальчик кивнул, и ойибо улыбнулся. Зубы у него были великоваты.

— Вот. — Он зарылся в обвислый карман рубашки, достал конфеты в вощанке. — Вот. Бери.