Меня, понятное дело, потянуло на выпивку. Один коктейль. Второй. Третий. Совершенно вылетело из головы, что выпивка усиливает мою отвратительную манеру подражать акценту собеседника. Есть на свете люди, к которым акцент не липнет, — болтают себе спокойно на чистейшем английском с потомком плантатора из какого-нибудь хлопково-рабовладельческого американского штата, не впадая в образ незаконного ребенка Теннесси Уильямса и Долли Партон.
[3]
Увы, я из другой породы, так что после второго «Черного бархата» — «гинесс» пополам с шампанским — перешла на ирландские интонации: Андреа Корр чистейшей воды. Вот тут-то Сэм Данфи, хлебавший исключительно минералку, оживился.
— Нарываетесь? — спросил он, наклонившись через стол.
— Нет, наливаюсь, — ответила я и подумала: «Однако наш Мик позеленел».
[4]
Подумала, как оказалось, вслух. И тут же захотела провалиться сквозь землю, но было уже поздно.
Вновь очутившись за родным кухонным столом, измученная жаждой и головной болью — не иначе как от стыда, я ткнула пальцем в кнопку диктофона. Покраснела, затем побледнела. Волны преждевременного климакса накатывали с каждой репликой нашей беседы.
Я (смущенно). Ходят слухи, что артисты балета только и делают, что спят друг с другом…
Он (натянуто). Я не артист балета.
Я (с необъяснимой злобной игривостью). Неужели? Странное дело. Чем же мы, в таком случае, занимаемся? Бальными танцами? Народными плясками в стиле Робина Гуда?
Он (сквозь зубы) Современными. Постановкой композиций. Разумеется, я закончил балетную школу. Вам должны были прислать по факсу мою биогра…
Я (не дослушав, мерзко хихикая). И вы что же, танцуете в этих… таких обтягивающих… колготках? И на носочках скачете?
Он (в трансе). На носоч… Хотите сказать, на пуантах? За кого вы меня принимаете? Я ведь мужчина.
Я. А колготки? Колготки носите?
Он. Считайте, я этого не слышал. Итак, сначала балетная школа, затем Дублинская академия танца…
Я. Будет вам! Мне-то можно признаться. Колготки носите?
Он. Боже правый. Может, сделаем небольшой перерыв? Выпейте кофе. Или воды…
Я. Нет, спасибо, не хочется. Итак, танцы. Будем говорить начистоту или как? Читатели желают знать правду.
Он. А я не желаю продолжать в том же духе.
Я (вкрадчиво-нежно). Какое это, должно быть, для вас облегчение… В смысле — столько лет сплошь гонения и остракизм, и вдруг общество принимает вас как должное…
Он (перебивая). Что вы имеете в виду под «остракизмом»?
И тут я разошлась на всю катушку о проблемах, подстерегающих католика, педика и э-э… балерину в одном лице. А он встал и удалился. Кретинская выходка, между прочим: оставить женщину под хмельком и в растрепанных чувствах. А я проорала вдогонку:
— Э-эй! Выдрючиваемся, да?
Ну и взгляд он на меня бросил — на смертном одре вспомню. Вместе с финальной репликой:
— Уроки надо дома готовить, крошка.
Ублюдок, еще футболку натянул на два размера меньше. И вид потасканный, будто только что из постели вылез.
Наверное, лучше сразу позвонить Араминте и все объяснить. Она надеялась дать интервью в дополнение к снимку на обложке; теперь ее планы летят к чертям… Впрочем, наверняка еще можно успеть состряпать другое.
Араминта сочувствием не прониклась. И минуты не прошло, как мое невнятное блеянье заглушило злое шипение. Я уловила слова «непрофессионалка», «недоделанная» и «дерьмо». Снова попыталась объяснить, надавить на жалость, даже мамину помолвку приплела, свою забывчивость и хомяка, встрявшего в мой рабочий график… Впустую. Араминта все шипела и шипела. Обложка готова, и за этим Данфи гоняются все журналы, так что нам крупно повезло заполучить согласие «восходящей суперзвезды», а я нанесла удар в спину, ну и так далее. Так что придется наизнанку вывернуться, но интервью добыть. Араминта продиктовала телефонный номер Данфи и заставила поклясться, что я позвоню ему, извинюсь и заставлю ответить на вопросы.
Что ж, ладно. Но позже, сначала мальчишками надо заняться, а потом мы с Робертом ужинаем у Тамсин.
Тамсин, как и Эмбер, — моя подруга с незапамятных школьных времен. Свести ее с кем-нибудь мало-мальски достойным — вот цель моей жизни, поскольку осточертело слушать ее вечное нытье. У Тамсин же в жизни две главнейшие цели: а) выйти замуж и б) переспать с кем-нибудь. В любом порядке. Она именует себя «классической старой девой — никому не нужным засохшим стручком, от недостатка внимания заплесневевшим в интересных местах». Длинновато, но выразительно. Осушив полбутылки, она обычно закатывает истерику со стенаниями на тему материнства: «Какой ужас, Клара, у меня никогда не будет детей. Даже если что-нибудь с кем-нибудь случайно получится, я же старуха. В тридцать четыре первого ребенка не рожают. А вдруг даун? Что мне тогда делать, Клара?» Дойдя до столь страшной перспективы, она, как правило, заливается слезами.
Стыдно признаться, но Тамсин своими жалобами регулярно льет мне бальзам на душу. Я блаженствую. Ликую. Купаюсь в собственном превосходстве (я ведь предупреждала, что подлости во мне хватает). Сразу вспоминаю о своем богатстве: муж и двое мальчишек. Кстати сказать, о детях я ни разу не пожалела, даже моя подлость имеет пределы… но если начистоту, то временами тоска все же вползает в сердце… Тоска по неделе или даже уик-энде в Париже… Пробежаться бы по бутикам… Мечты, мечты. С тем же успехом можно ублажать себя мечтами когда-нибудь втиснуться в юбку Твигги.
[5]
Вот почему я старательно ловлю каждое словечко Тамсин: ее бубнеж об одиночестве и мужиках, которые сплошь последние скоты, оказывает на психику крайне положительное действие. Словесный, так сказать, эквивалент дюжины свежих пончиков с джемом и блюдцем (глубоким) ванильного соуса.
Я рассказала Роберту о Данфи — пока мы катили в Белсайз-парк. Одинокие девушки могут себе позволить жилье в оазисах, цветущих средь дымно-каменной пустыни Лондона. И даже если по размерам это жилье ближе к упаковке из-под кухонной мебели, в уюте и свежей атмосфере ему все равно не откажешь. А чему удивляться? При недурственном (в разумных пределах) жалованье и расходах только на себя плата за жилье не висит над тобой дамокловым мечом. Это нам, замужним женщинам, приходится крутиться — мозги сломаешь, пока в семейный бюджет впишешься. Потому-то молодые семьи и кучкуются в малопрестижных, но недорогих лондонских районах. В Ист-Энде, к примеру, как мы. Наше семейство в ист-эндском винегрете из первосортного ворья, колоритных бомжей и публики вроде нас как раз на своем месте, и мне это блюдо по душе. Но по правде говоря, к Белсайз-парку душа тоже тянется. Столько зелени, широкие улицы и кафе на каждом шагу. Нам, если захочется перекусить в кафе, нужно пилить аж в «Теско» и выложить без пяти пенсов три фунта за ленч. Тамсин же достаточно выйти из дому, толкнуть соседнюю дверь — и готово: «К вашим услугам холодные и горячие закуски с натуральным беконом и кофе на любой вкус».