Ясно, что без налета на магазины не обойтись. Ясно, что не обойтись и без недельной диеты. Все бы ничего, если бы не одна проблема величиной с изрядный объем моей талии: диеты я не признаю. Категорически. Жизнь и без того коротка — вот мой принцип. На нем и стою. Исходя из него и отвергаю любое ограничение в еде (а также аэробику, хула-хуп и нетрадиционный секс).
В списке наиболее презираемых мною личностей одними из первых значатся женщины, которые сначала пожирают сливочное печенье глазами, затем отгрызают крошку, после чего скулят: «О-о, что эти калории сделают с моими бедрами!» Меня тошнит от психопаток с плоскими животами, для которых чайная ложка масла в салате хуже отравы, а горка взбитых сливок — все равно что плевок в физиономию.
Диеты! Ха! Думаю, о диетах и впрямь можно забеспокоиться, если напольные весы зашкаливают за сто пятьдесят, если тротуар раскалывается у тебя под ногами, а прохожие, открыв рот, смотрят тебе вслед. Но если уши твои еще не горят от возмущенных воплей несчастных, провалившихся под землю сквозь трещины, которые ты оставляешь на своем пути, то какого черта жевать траву, изображая из себя больного гигантизмом кролика?
Хотя… некоторым, возможно, и не повредит. Мне, к примеру. Никаких трагедий. Сбросить несколько килограмм? Без проблем. До тротуародробильщика мне, конечно, далеко, но Париж стоит любых усилий. В роскошном номере для молодоженов, на ложе под шелковым пологом полтора подбородка будут смотреться куда достойнее.
Для такого случая не мешает и белье купить не хлопчато-эластичное и уж, разумеется, не утягивающие трусы. Я и забыла, как они выглядят, эти кружевные прозрачные лоскутки или трусики из треугольничков. Во-первых, по причине (каюсь) несомненного удобства объемистых трусов. Вторая причина носит скорее философский характер: я твердо убеждена, что красотки в лифчиках-«анжеликах», чулках на резинках и двух тесемках вместо нормальных трусов водятся исключительно в глухомани, где еще считаются образцом сексуальности.
«Сюрпри-из!» — мурлычет прелестная жена, распахивая пурпурный пеньюар, под которым обнаруживается весь секс-набор: черный поясок с чулками, «анжелика» (сливовая) и кружевной треугольничек между ног. «М-м-м…» — отвечает Барри (или Как-Его-Там). «Хи-хи-хи, — заливается жена. — Пойдем в постельку, котик?» Барри отвечает: «М-м-м…» Следующий кадр: усталый, но довольный, котик стирает с себя следы любовных утех бумажным платком или завалившейся под тумбочку салфеткой.
Не вдохновляет. Уж лучше панталоны на резинках, чем роль в подобном шоу.
С другой стороны — почему бы и не расслабиться? И я уже шурую в груде журналов, выискивая достойные модели. Позже позвоню Эви, пусть даст рецепт своей капустной диеты. Ну и наконец — последний штрих, — запишусь к косметологу, о котором мне Кейт все уши прожужжала. Ах да, не забыть бы воск для ног.
Почему только для ног, спрашивается? Куплю уж и для — как там в рекламе? — «области бикини».
Сексуальное белье, воск для бикини, постель… Голова кругом, а на душе тревожно. Да нет, не, может быть. Восемь лет женаты, откуда тревоге взяться? Двое детей. И секс для нас не новость. Мы занимаемся любовью… время от времени. Нечасто. В последний раз… О господи. И все равно тревожиться не о чем. Мне? Ха! С какой стати?
* * *
Эмбер наконец-то объявилась и этим утром заглянет ко мне — выпить кофе.
— С моим крестником-уродом, не возражаешь, Клара? Я обещала присмотреть за ним, но это же настоящее чучело! Ребенка безобразнее свет не видывал.
— Не преувеличивай, не настолько уж он страшен, — отвечаю я лицемерно. Эмбер совершенно права. — И прекрати ныть. Бедный ребенок, послал же Господь такую крестную.
— О, мне и так тошно, — воет Эмбер. — Честное слово, я его люблю. Но мне страшно на него смотреть.
— Ладно, приводи. Он в мешке?
— В мешке?
— Из упаковочной бумаги. С прорезями для глаз. Короче, в том самом, который ты натягиваешь на него, стоит родной матери скрыться за дверью.
— Клара! Не будь вульгарной, — говорит Эмбер и сюсюкает в сторону: — Скажи, Сэмми, ты ведь в хорошенькой шапке с помпончиком, правда?
— Га-га, — подтверждает Сэмми. Для двухлетнего ребенка у него поразительно густой бас. — Шапке.
Эмбер вздыхает:
— Можно, мы прямо сейчас придем? Представления не имею, что с ним делать. Пошла бы в парк, но боюсь: вдруг кто-нибудь решит, что это мой ребенок?
Я полна сочувствия.
— Ну конечно, приходите.
— Десять минут — и мы у тебя.
* * *
Одно из двух: либо у вас есть дети, и тогда предыдущий диалог вам вполне понятен, либо у вас их нет. В этом случае мне лучше объяснить, что к чему.
Принято считать, что если ты любишь собственных детей, то любишь и чужих или хотя бы терпишь их без видимых усилий. Чушь. Многие из таких любящих и терпеливых просто-напросто поднаторели в актерском мастерстве. Ладно, согласна — поднаторели в фальши.
Я не выношу некоторых мальчишек, с которыми дружит Чарли, и что? «Уильям у вас — сущий ангел, а не ребенок! Приводите его к нам почаще». При виде сморщенных, багрово-синих и лысых младенцев я с легкостью пою такие дифирамбы, что по праву заслужила почетное звание доктора лживости. Как-то раз, помню, мы с Робертом отправились в Паддингтон на смотрины первенца наших близких друзей. Ребенок был не просто уродлив, а фантастически безобразен. В жизни не видела более чудовищного сочетания младенческой худобы, когда ребра сквозь кожу просвечивают, и неправдоподобно взрослых черт. На плоском лице с безгубым ртом темнели огромные марсианские глаза; круглый череп покрывало нечто вроде прореженного мха рыжего цвета.
Несмотря на солидный опыт лицемерия, мы с Робертом едва не дали маху, но в последнее мгновение все же умудрились собраться с силами для надлежащих «агу-агу». Если не ошибаюсь, я даже попросила «подержать это чудо». Словом, процедура знакомства прошла на высшем уровне, но из детской мы ретировались до неприличия поспешно. Понимаю, что некрасиво, но такое все же случается, и довольно часто. Вокруг полным-полно отвратительных детей, если не уродливых внешне, то с гнусным характером. И многие из этих маленьких монстров принадлежат, как ни прискорбно, самым близким друзьям.
Сэмми, подопечный Эмбер, увы, не отличается ни красотой, ни милым нравом. Первое, что бросается в глаза, — толщина ребенка, виной чему, правда, не он сам, а его мать. Согласитесь, здоровый аппетит младенца — не причина с трех месяцев запихивать в него кремы, муссы и жирные сливки вместо молочных смесей. Беда с этими матерями-энтузиастками: тешат родительскую гордость, а страдают дети. Сэмми не исключение. Двух лет от роду, а ест исключительно взрослую пищу. Нет, он не требует с порога бутылку огненной воды или барашка на вертеле, но… Терпение. Позже сами поймете, о чем речь.
И десяти минут не прошло, как Эмбер с крестником возникает на нашем крыльце. Шапка с помпончиком действительно венчает круглую голову Сэмми, не выполняя, впрочем, своей основной задачи, на которую явно рассчитывала Эмбер. Проще говоря, шапка не скрывает его жутковатой физиономии.