Вкушая Павлову - читать онлайн книгу. Автор: Дональд Майкл Томас cтр.№ 31

февраль 1915

К моему бесконечному удивлению и почти ужасу, Марта после стольких лет воздержания заявляется в мою постель. Трудное, болезненное соитие. Психологически болезненное. Она кажется мне одновременно и девственницей, и древней старухой… Мне внезапно представляется, что Марта на протяжении всей нашей супружеской жизни была холодна и бесцветна, как арктические просторы…

Марта, любовь, радость, страсть, даже красота…

Я думаю, что она испытывает чувство облегчения: наконец-то на нее снизошла благодать неплодия, менструации стали нерегулярными. А я-то боялся, что она останется фертильной до библейского возраста…

— Да, я нахожу его привлекательным, очень привлекательным… — говорит Марта, и тут, к ее смущению, в комнату входит Анна. Меня забавляет, как здорово удалась моя маленькая хитрость; хотя больше в этом нет необходимости, так как Бауэр для меня уже почти лишен обаяния. Я Марту не расхолаживаю; если немного дружеской лести так ее воодушевляет, что она лезет из кожи вон и переживает старческий всплеск либидо (бог ты мой, я тому свидетель), то я благодарен этому другу…

Беспокойство по поводу растущих цен, уменьшающихся гонораров. Марта продолжает использовать каждую возможность, чтобы совершенно случайно «наткнуться» на Бауэра. Странно и весьма приятно видеть, как сей образец безупречности становится жертвой таких страстей. Я сторонник абсолютно свободной сексуальной жизни, хотя сам и не следовал своей теории…

Марта провела весь день в постели с сильной простудой, но к вечеру встала и оделась как на парад. Я польщен тем, что она сделала это ради меня. После обеда говорит, что выйдет немного подышать свежим воздухом, и исчезает. Проходит час, а ее все нет. Минна уговаривает меня не волноваться; но на улице жуткий холод, земля покрыта снегом. Я отправляюсь на поиски. Целый час брожу по улицам и наконец в маленьком парке замечаю две фигуры в свете газового фонаря. Сердце на секунду замирает. Это они. Они идут бок о бок, петляя туда-сюда по заснеженной дорожке. Я вижу, что с ним собака. Собака все время тащит его в разные стороны. Но возбужденно петлять заставляет их вовсе не овчарка Бауэра, а страсть, желание. Они планируют тайное свидание или пребывают в мучительной нерешительности — затевать им роман или нет. У меня возникает ощущение, что я забрел в оперу, где идет Liebestod {100}. Спешно ретируюсь. Сердце колотится. Добравшись до дома, сразу поднимаюсь в нашу комнату. Через двадцать минут появляется Марта — сияющая, в шубке, присыпанной мокрым снегом. Говорит, что наткнулась на Бауэра, выгуливавшего собаку…

Когда после долгого вечернего разговора Бауэр уходит, она нежно говорит: «Надеюсь скоро с вами встретиться». Надеюсъ! Кажется, он больше не наш общий друг, а только ее…

Не могу слушать своих пациентов. Вижу только его и ее тем вечером в парке — они так подходят друг другу, просто жених и невеста; наверное, так же моя мать с Филиппом (Филиппом!) гуляли вдвоем по Фрайбергу. Мне кажется, я снова двухлетний младенец, беспомощный, зовущий маму…

Чувствую, что задыхаюсь, мне не хватает воздуха в атмосфере всеобщей истерии, обуявшей этот город, эту империю. Атмосфера не новая, но из-за войны она стала невыносимо удушающей. На первых ролях тут, конечно, женщины: тики, корчи, судороги — такие, сякие. Почему? Почему? Они не знают нужды (те, что из обеспеченных слоев), ухожены, им неведом тяжкий труд ради куска хлеба. Почему они не могут заниматься воспитанием детей и наслаждаться спокойным существованием? Это сводит меня с ума. Не хочу иметь с ними дело. Ну почему я не патологоанатом?..

Эрос не имеет никакого отношения к красоте или даже к молодости. Я хочу стать моей любимой Марти, поселиться в ней. Хочу чувствовать, как кровь хлещет из нее струей — менструация на этот раз у нее началась с большой задержкой и принесла облегчение. Спрашивает, ничего, если она поспит в другой комнате, пока месячные не кончатся. С сожалением говорю, что она, конечно, вольна поступать как хочет…

Вечер с Бауэром и фрау Бауэр в театре. Ужин в «Ронихере». Кете покорна, похожа на мышку. Неужели она не замечает, что ее муж и Марта флиртуют, поглядывают друг на друга? Наплевав на соблюдение приличий, демонстрирую скуку (на самом деле это бешеная ревность). Мы уходим, и Марта визгливо выговаривает мне за неумение себя вести. Я отвечаю, что пьеса вызвала у меня воспоминание о том, как отец соблазнил мою сестру Анну. Чепуха, конечно, но Марта успокаивается…

Рассказываю Марте, что видел во сне Филиппа, который был точь-в-точь мой отец; я застрелил его из ружья. У нее испуганный вид…

Марта сердится. Месячные у нее давно кончились, но она продолжает спать отдельно. Чувствую себя потерявшимся, брошенным ребенком. Прошу ее пригласить Филиппа, чтобы мы могли обсудить сны о моем отце и о том, как он соблазнил мою сестру. Не исключено, что он сумеет помочь, ведь он глубоко проанализировал попытку герра Зелленки соблазнить Иду; он понимает, что, скорее всего, Ида говорила правду, что на самом деле он и фрау Зелленка могли бессознательно забыть об этом, дабы получить возможность свободно встречаться. Приходит Бауэр; рассказываю ему мою историю; быстро перевожу разговор на сексуальные фантазии. Бауэр смущен; он говорит, что у него не бывает фантазий, что его сексуальная жизнь кончена. Пьяный до чертиков вскакиваю, наклоняюсь к нему и кричу:

— Я знаю одну из ваших фантазий, Бауэр! Вы хотите переспать с Мартой!

Слышу, как он кричит:

— Нет! Нет!

Проваливаюсь в бессознательное состояние. Следующее, что помню: Марта трясет меня, пытается поднять с пола. Каким-то образом она дотаскивает меня до постели.

Необходимо перемежать эпизодический дневник того времени моими ненадежными воспоминаниями…

Проснувшись на следующее утро, я ничего не помнил о своем досадном промахе, об оскорблении Бауэра. Марта язвительно напомнила мне. Я промычал какие-то извинения.

— Он ведь сказал «нет», не хочет он меня, — сказала она, — и при этом он был пьян, а что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Так что должна тебе заметить, ты ошибся. Что, нет?

Вместо ответа я спросил, долго ли он еще оставался, после того как я выключился.

Он ушел буквально через несколько минут, ответила она. Она была расстроена и извинилась перед Бауэром, потому что дело выглядело так, будто я ему ее предлагал. Она была очень зла на меня. Я еще раз извинился.

Она замкнулась в себе. Считает, что отныне мы потеряли дружбу Бауэра; она сомневается, захочет ли он еще у нас появиться. Ведь я же сам пригласил его для разрешения какой-то там психологической проблемы, а потом взял да и оскорбил! Очевидно, это входило в мои намерения!

Она спит в своей прежней спальне.

От ее холодного раздражения еще больше чувствую себя потерянным ребенком. Хожу за ней по пятам, что еще сильнее выводит ее из себя. Не преувеличиваю: не могу думать ни о чем, кроме нее. Чувствую себя гораздо хуже, чем во время нашей юности, когда впервые в нее влюбился. Не свожу с нее глаз, исполненных навязчивого желания (которое она не удовлетворит) и страха (от непонимания того, что же произошло). Я знаю, что это своего рода нервный срыв, и отменяю все деловые встречи. Мои пациенты на время переданы другим психоаналитикам. Начал работать над эссе «Траур и меланхолия», но дело не движется.