– Помнишь, что ты говорила? – спросил Уильям, надеясь что она помнит. Хейзл не ответила, и Уильям высморкался и вытер нос платком. – О том, как я выходил на улицу, – продолжил Уильям, – о том, что это не такая уж и проблема.
– Да, говорила, ну и что?
– Ты это серьезно?
– Расскажите мне о Спенсере и Джессике.
– Я и тогда не мог, и сейчас не могу. Не знаю, что рассказывать.
– Какая она?
– Вы хотите знать правду?
– Да.
– Она почти идеал.
– Правда?
– Да.
– Ну, это многое объясняет, – сказала Хейзл, не вполне понимая, что именно это может объяснить.
– Он действует вам на нервы, да? – спросил Уильям.
Хейзл наблюдала за двумя подругами, болтающими у музыкального магазина.
– Я бы хотела, чтобы он был со мной полюбезнее.
– Он ничего не говорил вам о Джессике?
– Мне казалось, что если мы проживем этот день вместе, то у нас все получится.
– Я понимаю, – сказал Уильям, – похоже мы с вами выбрали один и тот же день.
– Я не сомневалась, что мы должны хотя бы попробовать.
– Трудно сказать. А вдруг не повезет?
– Может, мне лучше поехать домой? – сказала Хейзл и добавила: – Почему он все время такой испуганный?
К концу этого века все почему-то превращались в ее маму, и это выводило Хейзл из себя. Если бы только Спенсер так не дрожал и не был бы таким жалким и слабым, как человек, который не хочет переходить улицу только потому, что его может сбить машиной. Вот трус.
– Кстати, о Джессике, – начала Хейзл, но на этот раз Уильям не дал ей закончить:
– Вы правда думаете, что я могу выйти на улицу? Кажется, уже никто в это не верит.
– Кто это – «никто»?
– Мой брат, Спенсер. Все говорят, что я не в ладах со временем. Они говорят, что все очень сильно изменилось.
– Далеко не все.
– Но сейчас жизнь стала сложнее, – сказал Уильям. – Опаснее и непредсказуемее.
– В кино – может быть.
– Нет, и в реальной жизни тоже.
– То есть, в газетах.
– Нет, в реальной жизни.
Хейзл не сомневалась в том, что именно имеет в виду Уильям, но соглашаться с ним не собиралась. Конечно, в мире полно гадостей. О них пишут каждый день в газетах, и с этим ничего не поделаешь. Но знать о том, что все это происходит, – намного важнее самих событий. По крайней мере, так думала Хейзл. Иначе как бы жили люди?
– Ты правда можешь помочь мне выйти на улицу? – спросил Уильям. – Ты правда веришь, что у меня получится?
– Я не знаю, – ответила Хейзл. – Боюсь, у меня не так уж много времени. Думаю, мне лучше уйти.
– Не уходи, а?
– Но мне нет смысла оставаться.
– Я хотел рассказать тебе о Джессике, – сказал Уильям, – это важно. Когда я сказал, что она идеал, я, наверное, имел в виду другое. – Он замолчал и наморщил лоб, будто слова, которые он произнес, опять не смогли передать его мысли. – Не то чтобы она не идеал, конечно, но…
Положив обе ладони на голову, он зашагал из одного угла комнаты в другой.
– Вам нехорошо, Уильям?
– Но видишь ли, дело в том, что ее не существует.
– Простите?
– Мы ее придумали. Она лишь частица нашего воображения. Поэтому она – идеал. У нее волосы любого цвета, глаза – тоже. Она высокая, и не очень, умная и тупая как пробка. А поскольку она всегда такая, какой мы хотим ее видеть, она идеальна. Понимаете?
– То есть никакой Джессики не существует?
– Как это не существует? Существует, просто она не настоящая.
– Ведь и Спенсер говорил мне тоже самое.
– Это моя вина. Это я все время заводил о ней речь. Я хотел, чтобы ты ушла.
– Почему?
– Я тебя испугался. Я не хотел, чтобы Спенсер тобой увлекся.
– И что заставило тебя передумать?
– Ты сказала, что можешь мне помочь.
– Иди сюда, – сказала Хейзл, – посмотри.
Джессики не существует. Это вовсе не значит, что теперь Хейзл все простит Спенсеру, но для начала уже неплохо. Она подошла к картине на стене и подождала, пока Уильям встанет рядом. Простой рисунок – разбойник грабит карету. Некоторое время они стояли и внимательно, не произнося ни слова, смотрели на него, как на произведение абстрактного искусства, и оно таило в себе некую тайну, которую им самим не разгадать.
Хейзл попросила Уильяма рассказать ей, что он видит на рисунке.
– Что?
– Скажите мне, что вы видите.
Похоже, события, изображенные на рисунке, происходят пару столетий назад. Разбойник с большой дороги в маске и на коне, с пистолетом в руках, наклонился к окну двухместной кареты. Он угрожает толстому богатому господину, его испуганная жена в ужасе протягивает разбойнику золотое ожерелье и просит пощады. Кучер, хотя он может оказаться еще одним грабителем, сидит на одной из лошадей в упряжке, удерживая обоих животных на месте. На заднем плане видны облака, на переднем – несколько кустов.
– Вот, кажется, и все, – заканчивает Уильям. – А для чего тебе нужно было это услышать?
– Кто сделал эту карету? – интересуется Хейзл. Уильям пожимает плечами. Хейзл спрашивает, как зовут грабителя, сколько стоит лошадь, и как ее зовут? Этот рисунок – оригинал или копия? Когда его нарисовали и сколько он стоил, кто его нарисовал? Сколько лет художнику, женат ли он, есть ли у него дети? Как их звали?
– Не имею ни малейшего представления, – не выдержал Уильям. – Это всего лишь картина на стене.
– Знаете, почему я спрашиваю? – спросила Хейзл. – Не обязательно знать все для того, чтобы видеть, что происходит, понимаете? Иногда лучше не знать и даже не задумываться о некоторых значительных составляющих жизни. И даже не нужно притворяться и говорить себе, что их не существует, – просто надо понимать, что в данный момент важно, а что нет.
– Разве это не грустно?
– Иногда приходится многого не замечать.
– Вы думаете, это мне поможет, когда я пойду на улицу?
– Не позволяйте жизни овладевать вашими чувствами.
– Вы правы, – согласился Уильям, – простите. Но иногда трудно устоять.
Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в Кеттеринге или Глазго, в Уоркшопе или Портмадоге, в Горинге-бай-Си или Эндовере, в Рокдэйле или в Эли Спенсер Келли собирается приступить к полевым испытаниям устройства, которое он изобрел на занятиях по труду, его любимому предмету из всей программы среднего школьного образования.