Дамаск - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Бирд cтр.№ 29

Вот Хейзл стоит в ожидании рядом с телефонной будкой (там пожилая дама что-то бормочет в трубку, она седая и сутулая, из тех, кого Хейзл грабит по воскресеньям). Дождь еще не кончился, но Хейзл нравится стоять под дождем. В стоянии под дождем есть что-то настоящее – так же, как и в легком холоде, который пробирает до костей, ведь уже ноябрь, и до зимы недалеко. В уютном дискомфорте холодных капель она ощущает самую настоящую жизнь. Настоящая жизнь сосредоточена в страданиях людей, о которых каждый день пишут газеты. Настоящая жизнь – это все, кроме ее скучного и удобного существования, преступления кажутся ей более настоящими именно потому, что выпадают из привычного удобного существования. Она часто вспоминает аварию, чтобы еще раз убедиться, что однажды она познала мгновение настоящей жизни. Но авария напоминает ей и об Олив, такой, какая она сейчас. Олив участвует в соревнованиях по плаванью, исследует водопады, пытается стать членом команды инвалидов по санному спорту. Она засиживается допоздна у друзей и вкатывается в дом только под утро, пьяная. Она все время пьяна, пьяна настоящей жизнью, с тех самых пор, как поняла, что все происходит так, как должно произойти, независимо от ее воли, ее участия. Хотя ничего не делать, конечно, намного веселее.

Пожилая дама выходит из телефонной будки («Пожалуйста-пожалуйста, дорогуша»), Хейзл ныряет внутрь, укрываясь в стеклянном домике, за стеклянными стенами которого она видит капли дождя. Они стекают вниз, бегут ручейками между «Лора тоже любит Гэри», «Эллиот – почти покойник» и «Юнтд 1 КПР 1». Дождь поливает деревья и асфальт под колесами автомобилей, а Хейзл раскладывает на телефоне свои карточки. Для полного удовлетворения ей не хватает карточек с изображением какого-нибудь оригинального вида спорта (кеглей, парусного, хоккея на льду или баскетбола) или с английскими знаменитостями, о которых никто ничего не слышал (Эдмунда Бландена, Хелен Шарман, Спенсера Персеваля, Альфреда Минна), или с каким-нибудь ненавязчивым советом («Позвоните родителям!»), или даже с чем-нибудь поэтическим («Ветер колышет ялик в волнах, в реке отражается солнце заката, красным обрубком горя»). Хейзл никогда не выкидывает карточки, даже если там уже нет денег или они просрочены. Каждая – словно вещественное напоминание, оставшееся после очередного бунта против матери, когда она легкомысленно болтает с незнакомыми людьми. Карточки всегда можно принести домой и посчитать, сколько раз такое случалось. Если бы не паранойя матери, Хейзл могла бы звонить из дома. Но мать имеет обыкновение подслушивать на параллельном телефоне, будучи убеждена в том, что Хейзл может говорить только с торговцами наркотиками и с ребятами, которые чинят мотоциклы.

Она выбирает карточку с изображением чайки, чайка олицетворяет отпуск на Мальте, и вставляет ее в щель в телефоне. Спенсер сам берет трубку и без вступления, без всяких посапываний и хмыканий начинает разговор. Она отвечает – его слова, ее слова. Они разговаривают о том, что было вчера, будет завтра и происходит сегодня, они играют в свои игры, они серьезно, а иногда и не очень серьезно размышляют над смыслом жизни. Хейзл спрашивает Спенсера, считает ли он, что ей стоит взять тайм-аут на год перед институтом. Потом приходится объяснять ему, что такое тайм-аут.

– До того, как мы встретимся или после? – спрашивает Спенсер.

Но Хейзл не собирается так рисковать и встречаться с ним. Стоит ему увидеть ее фигуру и волосы, как он захочет того же, что и все остальные. Поэтому она говорит, что высший смысл судьбы состоит в том, чтобы, продолжая переезжать с места на место, они однажды совершенно случайно встретились – там, где ни разу не были.

– Тогда, мы, наверное, даже не узнаем друг друга.

– Конечно, узнаем.

– С какой стати?

– Просто узнаем и все.

– Знаешь, почему мне нравится разговаривать с тобой, Спенсер?

– Потому, что ты млеешь от моего голоса.

– Потому, что мы можем не думать о сексе. Мы можем быть просто друзьями, настоящими друзьями, и ничто нам не мешает.

Иногда, хотя и не часто, между ними повисает молчание.

«Давайте посчитаем» – еженедельный выпуск финансовых новостей. Расчеты по процентным ставкам для долгосрочных государственных ценных бумаг и облигаций, а также немецких бундес-акций существенно различаются. Доходность таких бумаг можно относительно точно посчитать, воспользовавшись согласованным финансовым прогнозом фондового рынка на период ожидаемой инфляции. Чтобы подсчитать реальную доходность долговременных облигаций, требуется быстродействие в миллионы команд в секунду. Для этого следует вычесть значение текущей инфляции из номинального дохода облигаций…

– Вы понимаете хоть что-нибудь?

– Ни слова.

Хейзл поднялась с дивана и выключила телевизор.

– Нужно посмотреть какое-нибудь хорошее кино, – предложил Уильям. – «Капитан торгового судна поклялся отомстить, когда его корабль был потоплен немецкой подводной лодкой в нейтральных водах».

– Простите?

– Ну что-то вроде этого.

Кроме телевизора, в комнате можно увидеть стул и односпальную кровать. На стене висит картина Роуландсона, на которую Хейзл обратила внимание еще раньше. Уильям зашторил окно – единственное напоминание об утреннем кошмаре Уильяма.

– Я надеялась, что мы сможем поговорить.

– О Джессике?

Услышав в очередной раз это имя, Хейзл закатила глаза: ну да, конечно, именно о Джессике она и собиралась поговорить. Особенно хотелось бы знать, какое отношение она имеет к Спенсеру. Если он влюблен в другую, то незачем себя обманывать и будет лучше, если она сразу уйдет. Уйти сейчас имеет смысл еще и потому, что скоро здесь будет Генри Мицуи, или Чокнутый Генри, как она называла его, когда еще он был ее учеником. Спасибо Спенсеру – предупредил.

Она подошла к окну, слегка раздвинула занавески и взглянула на дорогу.

– Ну что же вы, – сказал Уильям, – давайте уж, смелее.

Она помедлила, и Уильям сам подошел к окну и раздвинул занавески до конца. Мрачно посмотрел на серую лондонскую улицу.

– Я боялась, что вас опять хватит приступ страха, – сказала Хейзл.

– Тут же окно, а окно – это как экран телевизора.

– Расскажите мне, что вы видите.

– Несколько машин стоят у обочины. Еще несколько едут. Ходят люди. Магазины. «Распродажа роялей закончилась».

Хейзл перебила его, ей показалось – может, Уильям только что нашел прекрасный способ излечиться от своих страхов. Теперь ему нужно просто выйти на улицу и представить, что все вокруг – картинка на экране телевизора.

– Уже пробовал, – ответил Уильям.

– И?

– Видите – «Распродажа роялей закончилась». Оказалось, между жизнью и телевизором огромная разница.

Хейзл разглядела на улице свою машину, и ей очень захотелось домой, и еще переодеться во что-нибудь более удобное, домашнее. Может, это придаст ей уверенности в себе. Если Дамаск, о котором говорил Спенсер, действительно существует, это хороший знак.