Картезианская соната - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Гэсс cтр.№ 17

Однажды он явился на сбор своего класса. Смешно. Тебя никто не узнаёт, ты сам никого не узнаёшь. Выражаясь в стиле мисс Бизз, весь вечер вышел смятым, как сомбреро всмятку под чьей-то задницей. Столы, накрытые бумагой, бумажные салфетки, бумажные ярлычки с именами, значки со смеющимися рожицами, бумажные шляпы. Оказалось, ему наплевать, кто из однокашников разбогател, а кто просто разжирел. Но по пути домой (там было рукой подать, только потому он и решил съездить) он вдруг сообразил, как сдал позиции, как опошлились его вкусы. А когда-то он был остроглаз и остроумен, легко бросал реплики и с готовностью смеялся, без подозрений, без оглядки, лихая была личность, не такая средне-джинсовая и твердозадая, не замыкалась, как этот шкаф, из которого он вынимал книги, вдыхая запах пыли, вот как от этой «Анны Ли и другие рассказы». Какого черта? Что за название? Что именно Анны Ли? Элизабет Боу… — корешок потерт, буквы смазаны, — Боуэн. Спорим, это не был любовник Анны Ли? Ну посмотрите — вот он я, ни дать ни взять глупый и грубый захолустный увалень, с отвисшей губой, только бычок подвесить.

Стеклянные дверцы поблескивали, отражая часть света, льющегося снаружи. Косые лучи отражались и от вазы со злополучной розой — поставленной, чтобы изобразить в безликой наемной комнате хотя бы видимость дружеского расположения. Возможно, здесь расчет на то, что постояльцы захотят побыть еще? Но ведь мы с самого начала оговариваем, что съедем завтра или сегодня. И тогда придется Розе, несмотря на усталость и боль в ногах, заново заметать занесенную нами с улицы пыль, смывать с зеркала отражения наших озабоченных лиц, стирать следы наших беспокойных тел с постели, складывать разбросанные бумаги, заменять умерший бутон другим, умирающим, пылесосить ковер, протирать раковину и привычно наводить всякие прочие красоты, чтобы мы снова могли отдыхать в своей комнате, в своей постели, беседовать с матерью, как будто она не скрылась уже давно с глаз долой под землей. Роза, будьте добры, сотрите пыль и с этих книжек, ладно?

Рифф всегда испытывал глубокое недоверие к утонченности. Он ухватил самый пыльный том из всех, настолько пыльный, что даже дунуть на него было страшно. А уж открывать тем более. На обложке значилось: «Адамово племя». Автор — Рэдклиф Холл. Но все-таки Рифф решился и раскрыл страницу, повинуясь внезапно подступившей тоске. Эта пыль копилась с двадцать шестого года. Вот чем ему никогда не хотелось стать, это одним из Риффатеров, пареньком в кружевных манжетах по имени Рэдклиф. Он печально засунул книгу на место, тщательно прикрыл дверцы шкафчика. Сыт по горло. Рифф пошел мыться, держа руки на весу, словно хирург, ждущий стерильных перчаток. Ладно, мама. Ладно. Сиди, где сидела.

«Сидеть на таком месте, где вот-вот ударит током в шею? Ладно, все равно мне идти некуда. Эта комната не похожа на те, где ты обычно живешь, что это за гаубица подпирает стенку? Она не на продажу выставлена? И книги тоже не продаются? Может, в каждой внутри указана цена? Ты не посмотрел? Да еще этот цветок. Чудеса!»

Приходно-расходные книги, которые он изучал, ломились от цифр, но они еще и истории рассказывали; Рифф был уверен, что они говорят об успехах и неудачах, о триумфах и трагедиях, о заурядных жизненных перипетиях, наподобие «Тигренка» Энтони Хоупа, да и сам Рифф, доктор-цифротерапевт, ухитрялся выписывать их своими тонкими длинными пальцами, воплощая в фантастические столбики и плюсы-минусы. Хорошее имя для автора: Энтони Хоуп. Так и хочется почитать с надеждой, что все кончится хорошо.

«Надеюсь, ты сможешь сохранить руки чистыми, сынок. Надеюсь, ты усвоишь уроки жизни. Надеюсь, ты смотришь на светофор, когда переходишь улицу». Да, мамочка. Я сохранил. Я усвою. Я смотрю.

Сегодня вечером он хотел бы вообразить, что его поцелуй прожег дырочку в ночнушке Элинор прямо против соска. Она мило, негромко хихикнула. Мужчины… Рифф был ей верен. Совсем не как прочие. Ее стоны под ним будут расти, словно весенние ростки растений, которых он никогда не сажал. Но это только если мама улетучилась. И прихватила свои упитанные телеса и подбородок с легким белым пушком. Конечно, он много думал о мисс Бизз, такой крепенькой, с голыми коленками, как у шотландца. Однако мисс Бизз цепко держалась за реальность. Это было неправильно, это разочаровывало, и он отпустил ее, как воздушного змея, когда тот сам рвется из рук, и вы замечаете, что он зацепился за дерево, нитка зацепилась за ветку, а потом за другую, но не идете ему на выручку, а только глядите издали, а глядеть легко, потому что листья еще не распустились, и змей хорошо виден, и его хвост, связанный из отслуживших свое галстуков, вьется среди ветвей, бьется на привязи, барахтается беспомощно.

Эта игра преследовала Риффа неотвязно — бессмысленное накопление смыслов. Он захлопнул стеклянную дверцу. Сумерки заполонили его комнату и мысли. Этот десятиваттный свет. А про что еще думать при десятиваттном свете? Ему приснятся стены цвета сливок, углы сливочного потолка. Рифф постановил больше книги не ласкать. Но разве он… разве он их ласкает? Теперь он разглядывал корешки, еле видные за стеклом. «Чем нас привлекают скачки». Два автора: Хилдрет и… ага, Кроувел. «Мастерство фигурного катания», Мерибел Винсон, «Дневная игра», А. А. Милн. Это разве не про Винни-Пуха? Конечно, про Пуха. Если бы шкафчик был открыт, Рифф вытащил бы милягу Пуха, но ведь он давал слово сохранить руки чистыми, и не нарушит его. «Желтый домик». «Младшие». «Как я сделал два милли…» Ах да! Эту я уже смотрел. «Дневник Великой войны». С ума сойти! Тут все что хочешь можно найти: войну, деньги, романтику, спорт, самоучители, детские развлекушки, стихи. Книги, которые кто-то когда-то открывал. Читал. Откладывал на ночной столик. Может быть, рядом с бутоном. Снова брал в руки и упирал в упитанный животик. А потом, конечно, возвращал на полку, к остальным. И наконец отправлял на чердак. А потом помер — и конец библиотеке. Коробки с книгами продали старьевщику за гроши. Или отдали на благотворительные цели. И какой-нибудь любитель букинистики подбирал их по четвертаку штука, ну хоть ту же «Международную политику». Даже на обложке сказано, что второе издание. Наверно, важное сочинение. Ганс Моргентау. Этого Ганса уж точно спрашивали часто — мозги прочистить.

Как их разметало-размотало — нетрудно было представить. А вот как они собрались здесь, в этом мотеле — поди пойми. В комнате становилось темновато, уже смеркалось, Рифф едва мог разобрать буквы на корешках и пожалел, что с самого начала не взялся за дело более методично: нужно было исследовать книги по порядку — том за томом, ряд за рядом, полка за полкой. Рифф знал, что не все эти книги содержат вымысел, но сейчас даже те, которые толковали о том, как катать тодес, скакать через барьеры или стать миллионером, могли рассказать забавную историю: как они собрались такой разношерстной компанией, как скитались по миру, пока их не избрали, а главное — как были написаны и какое место в семействе автора занимали — первенца, одного из средненьких или последыша? А еще могут быть истории — или просто анекдоты — о том, как и почему здесь порвалась обложка, а там появилось пятно или истрепался корешок, страница выгорела от солнца или залита водой. Закладки из шпилек показывали, где читательница остановилась; загнутые уголки страниц означали «продолжим завтра», клочки бумаги, рецепты, открытки, ленточки — «что-то отвлекло». Но что именно — оставалось неясным: то ли вы доехали до станции назначения, то ли телефон позвонил или обедать позвали? А может, просто скука прикрыла вам глаза своей мохнатой лапой. А на странице девяносто девятой строка подчеркнута карандашом: почему из всей книжки выбрана именно эта фраза и зачем ее было подчеркивать?