— Привет.
— У вас занятия?
— Да нет, собственно говоря. — Он прикрыл рукой трубку и сказал студентам:
— Прочтите-ка эту сцену из «Доводов рассудка», хорошо? И постарайтесь проследить, как назревает кульминация — во всех смыслах. — Подбодрив их плотоядным взглядом, он возобновил разговор с Хилари.
— Что нового?
— Я просто хотела извиниться за вчерашний вечер.
— Милая, это я должен извиняться, — не без удивления сказал Моррис.
— Да нет, я вела себя, как глупая девчонка. Ввела в искушение, а потом в панике пошла на попятный. А если подумать, то что в этом было такого?
— Вот именно. — Моррис крутанулся в кресле, повернувшись к студентам спиной. — Так что же?
— Вообще говоря, давно у меня не было такого приятного вечера.
— Можем его повторить. В самое ближайшее время.
— И вы это выдержите еще раз?
— С большим удовольствием.
— Замечательно.
Затем последовала пауза, которую заполнило хорошо различимое дыхание Хилари.
— Ну тогда все в порядке? — спросил он.
— Да. Моррис…
— Что?
— Вы сегодня возвращаетесь к себе?
— Ага. Только вечером зайду к вам за вещами.
— Я собиралась сказать, что вы можете остаться еще на одну ночь, если хотите.
— Что ж…
— Мэри сегодня не будет. А мне иногда по ночам страшно бывает одной в доме.
— Хорошо. Я останусь.
— Это ничего, что я вас попросила?
— Что вы, что вы…
— Ну хорошо. Тогда до вечера. — Она поспешно бросила трубку. Моррис развернулся в кресле, повесил трубку и в задумчивости потер подбородок.
— Так мне читать, что я написал, или нет? — с некоторым нетерпением спросил бородатый студент.
— Что? Ах да. Читайте, читайте!
Пока молодой человек нудил о нравственном осознании у Джейн Остен, Моррис гадал, что стоит за неожиданным звонком Хилари. Могла ли она в принципе иметь в виду то, что, по его мнению, она имела в виду? С трудом пытаясь сосредоточиться на рассуждениях студента, он почувствовал облегчение, когда часы на башне пробили десять. Студенты потянулись к выходу, а в дверь сунулся Руперт Сатклиф — высокая, сутулая и меланхоличная личность с криво сидящими очками, то и дело сползавшими на кончик носа. Сатклиф был специалистом по английской романтической поэзии начала прошлого века и жизнерадостностью не отличался, а став исполняющим обязанности завкафедрой после отъезда Мастерса, и вовсе приуныл.
— Простите, Цапп, у вас не найдется для меня минутки?
— А мы не можем за кофе поговорить?
— Боюсь, что нет, по крайней мере, не в профессорской. Дело довольно деликатное. — Он заговорщически притворил за собой дверь и на цыпочках подошел к Моррису. — У меня тут заявления в аспирантуру… — Он положил перед Моррисом ту самую пачку папок, с которой уже приходила Элис Слейд. — Нам надо решить, кого мы выдвигаем для рассмотрения на совете факультета.
— И что?
— Так вот, одно из них — от Хилари Лоу, знаете, жены Лоу.
— Да, я знаю. Я писал ей рекомендацию.
— Да что вы, в самом деле?! А я и внимания не обратил. Тогда вы все об этом знаете?
— Ну, кое-что знаю. А в чем проблема? Она уже проучилась полсрока, но потом вышла замуж и все бросила. А теперь дети подрастают, и ей снова захотелось заняться наукой.
— Все это хорошо, но мы попадаем в непростую ситуацию. Она ведь жена нашего сотрудника…
Сатклиф был холостяком, убежденным холостяком старого образца, в отличие от педерастов и хиппи, и женщин он боялся до смерти. К тем двум, что работали на кафедре, он относился как к удостоенным звания почетных мужчин. А уж если кому-то захотелось завести себе жену, заявлял он, пусть держит ее дома и напоказ не выставляет.
— Я полагаю, Лоу мог бы по крайней мере обсудить это дело с нами и уж потом позволять своей жене подавать официальное заявление, — со вздохом сказал он.
— Я не думаю, что он хоть что-нибудь об этом знает, — беззаботно сказал Моррис.
У Сатклифа чуть не спрыгнули с носа очки.
— Вы хотите сказать — она его обманывает?
— Совсем нет. Она хочет, чтобы ее оценили по ее собственным заслугам, без всякой протекции.
Сатклиф посмотрел на Морриса с недоверием.
— Все это прекрасно, — пробурчал он. — Но кто будет ее научным руководителем, если она пройдет?
— Мне кажется, она надеется, что им будете вы, Руперт, — с издевкой в голосе сказал Моррис.
— Боже упаси! — Сатклиф подхватил папки и направился к выходу, словно испугавшись, что Хилари вдруг выскочит из шкафа и потребует научного руководства. Взявшись за дверную ручку, он приостановился:
— Кстати, вы будете сегодня на заседании кафедры?
— Не уверен, Руперт, — сказал Моррис, покидая начальственное кресло и одергивая пиджак. — У меня на десять тридцать назначена встреча с ректором.
— Очень жаль. Я надеялся, что вы будете председателем. Нам надо обсудить лекционные курсы на следующий семестр, в связи с чем обязательно возникнут разногласия. Теперь, когда Мастерса нет, эти споры…
Он удалился. Моррис вышел следом и, запирая дверь кабинета, увидел, что по коридору, звеня в карманах ключами и монетами, бежит Боб Басби.
— Моррис! — воскликнул он, переводя дух. — Хорошо, что застал вас. Вы на заседание идете?
Моррис объяснил, что, по всей вероятности, он туда не успеет. Басби пригорюнился.
— Это плохо. Тогда Сатклиф будет председателем, а толку от него никакого. Я боюсь, что Демпси начнет проталкивать предложение насчет обязательного курса лингвистики.
— И что в этом плохого?
Басби уставился на него.
— Конечно, ничего плохого в этом нет. Однако по тому, как вы разнесли в пух и прах доклад Демпси на прошлом семинаре…
— Но я нападал на доклад, а не на дисциплину. Против лингвистики как таковой я ничего не имею.
— Да, но на практике Демпси и есть лингвистика у нас на кафедре, — сказал Басби. — При обязательной лингвистике у студентов будет обязательный Демпси, хотя я думаю, даже они этого не заслуживают.
— Возможно, вы и правы, Боб, — сказал Моррис. О Робине Демпси у него было неоднозначное мнение. В каком-то смысле на кафедре кроме него не было никого, кто приобрел бы хоть какое-то признание как ученый-профессионал. Он был трудолюбив, тщеславен и упрям. У него не было капризов и причуд. К тому же он был очень похож на Морриса в его молодые годы (с оговоркой, что не столь блистательно умен) и даже пытался навязаться ему в друзья или на худой конец вступить с ним в тайный сговор. Моррис, однако, увидел во всех этих заигрываниях двойное дно. Он вовсе не был склонен заодно с Демпси помыкать членами английской кафедры. И даже если во многих отношениях это была компания со странностями, поладить с ними было нетрудно. Да, за всю свою академическую карьеру Моррис куда реже подвергался опасности, чем за эти последние пять месяцев.