Долгие сумерки путника - читать онлайн книгу. Автор: Абель Поссе cтр.№ 30

Пока Кортес говорил, я вдруг понял, что никогда не думал о будущем. Я родился с обеспеченным будущим благодаря знатности рода. И сделал все, чтобы постараться избавиться от него, стремясь к приключениям скорее, чем к победам и масти. Я был пешеход, странник по затерянным королевствам, искатель новых тайн. В утешение себе я не раз, когда меня держали в заточении, находил, что кара эта не была такой уж абсурдной, ибо в глубине души я никогда не заботился об интересах империи.

Этот великий человек, знаменитый Кортес, остался без будущего, жизнь его лишилась смысла. Но хуже всего было то, что он остался без своей Америки. Он был теперь замкнут в пределах Испании, испанского королевского двора, и потерял все. Потому что лишь в бескрайности Америки мы были свободными. Были. Лишь там проститутка из Трианы стала герцогиней, Кортес сделался маркизом, а свинопас Писарро — вице-королем. Лишь там люди проявляют себя по-настоящему — делают то, что действительно могут и что любят.

Он смотрел на меня. Наверно, удивлялся, видя меня уже меньше похожим на индейца, в одежде и в дорогой обуви. Наверно, вспомнил, что когда я с ним познакомился, то не смог влезть в сапоги, которые мне подарил вице-король.

Он изучал меня. Но вот он улыбнулся и приказал налить мне бокал прохладного вина, которое пил сам. Кожа на его лице была пугающе прозрачной. Я заметил у него на лбу крупные капли пота. У меня мелькнуло предчувствие, что он умирает, умирает здесь, в плетеном кресле гостиницы Мавра.

Кортес произносил любезные слова. Обещал помочь мне (он, мол, отправит нынче же вечером записку с ходатайством обо мне в суд).

— Я хочу, чтобы мой сын Мартин, а он индеец, был таким же наследником, как другие дети. И хочу, чтобы меня похоронили в Койоакане [76] . Только ради этого я и приехал…

Он сказал, что, несмотря на прошедшие годы, не забыл меня. Я был единственным, кто отправился открывать новые земли по дорогам пустыни вместе с индейцами, как бы сам став индейцем.

— Какие они были? Я их так и не узнал… Я общался с ними только для того, чтобы ими управлять, чтобы их побеждать. На самом деле они были не слишком смышлеными. Но суть в том, что они уже потеряли веру в самих себя. Не верили больше в человека, в людей… Однако, что ни говори, мы их так по-настоящему не открыли для себя. Скорее мы их похоронили, чего они, возможно, сами желали: они были в состоянии распада, как будто их из могилы вытащили… Вы, дон Альвар, вероятно, подошли к ним ближе и познакомились с ними по-настоящему. Сидя во дворце, только приказываешь, сажаешь в тюрьму, убиваешь… Теперь, с годами, думаю, что мы их победили нашей верой в то, что мы сотворены по образу и подобию Бога.

— Какого Бога? — спросил я. Он посмотрел на меня с некоторым недоумением.

— Единого Бога. Нашего Бога. Бога Авраама, Библии и Христа. Нашего Господа. Мы победили, потому что наш Бог был сильнее, дон Альвар…

— Мы, пожалуй, не победили, мы скорее только завоевали территории, создавая огромную Испанию, великую и слабую, вопреки тому, что о ней говорят… — И я повторил фразу, которую говорил не раз и даже написал в «Кораблекрушениях»: — Только вера исцеляет, только доброта побеждает…

— Если так и происходит, то лишь на неведомой стороне мира, подобной скрытой стороне Луны. Я говорил о победах реальных, что достигаются войсками и управлением. А все остальное… Чтобы далеко не ходить, возьмем ваш случай, дон Альвар, — ни одна из территорий, открытых вами в ваших странствиях, не была присоединена к Короне. — Он задумался, отхлебнул глоток вина и прибавил: — А все же правда, видимо, и то, что мы ничего не завоевали. Как будто прошлись поверху, не тронув глубин… Я вспоминаю этих индейцев словно призрачных существ из тех, которых видишь во сне и которые исчезают, когда проснешься. Иногда я спрашиваю себя, не были ли мы подобны варварам, нахлынувшим на Рим и похоронившим его, не понимая, что делают. Возможно, нам, и священникам, и епископам не хватило мужества открыть королю правду о тех землях. Я слышал, Лас Касас [77] говорил, что эти люди больше верят в своих богов, чем мы в нашего Бога, — они доказывали смертью своей и угасанием, что без этих богов их собственная жизнь лишается смысла. Они кончали с собой, умирали медленной смертью… Я уверен, что вы лучше всех разбираетесь в этих делах, — ведь вы познали этих созданий как равный равных. Кстати, говорят, что Кабеса де Вака был единственным, кто видел священные города. Правда ли это?

Тогда я рассказал ему кое-что об Ахакусе. Но умолчал об индейцах тараумара в Сьерра-Мадре, потому что он бы меня не понял или счел бы полоумным или вовсе безумным. Я рассказал только о том, каким увидел Ахакус.

— И когда по возвращении из Мексики вы рискнули своим фамильным состоянием до последнего сентаво ради экспедиции в Парагвай, вы сделали это, надеясь найти Серебряную Сьерру?

— О нет. Индейцы тех мест интересовали меня больше своими знаниями, нежели горы своим содержимым. Одно Потоси могло заменить все горы Серебряной Сьерры… Вероятно, я хотел быть особым конкистадором, а это невозможно. И люди Церкви не дали мне ходу. Я потерпел неудачу. И, как видите, дон Эрнандо, теперь я обороняюсь от ловушек, расставленных властями.

Он сделал знак одному старому капитану, видно сведущему в законах, вероятно из тех, что сопутствовали ему в дни его славы, и приказал ему приготовить послание.

— Оидор Давила из Королевской Аудиенсии многим мне обязан. Завтра утром он получит мою записку о вашем деле.

Он дал понять, что визит окончен. Тот же старый капитан помог ему приподняться. Я откланялся с тем почтением, которое следует воздавать маркизам, даже новоиспеченным, и встретил его взгляд, совсем потухший. В нем даже не отражались лучи жаркого солнца.

Кортес скончался два дня спустя, даже не доехав до своего дома в Кастильеха-де-ла-Куэста. Почести ему воздали весьма скромные.

Ахакус светился во мраке. Наконец, вот он, секретный, загадочный город. Из долины мы видели, как он мер-дает в синей мгле. Сотни огромных костров из сосновых бревен освещают основания высоких стен из слюды с золотыми прожилками. В колыхании пламени эти огромные каменные стены будто пляшут согласно медленному ритму огненных языков. Молчаливая, завораживающая пляска.

По красноватым контрфорсам и высоким башням призрачного города шла процессия с факелами. Рабы несли на носилках верховных жрецов, прибывших на зимние священные обряды.

Ахакус, вероятно, был одним из первых тайных неприступных городов. Мои проводники устроили перед ним привал на берегу реки, орошающей каменистую долину. Тут была граница запретного. Слышались беспрестанный бой барабанов и хриплые звуки духовых, указывавших на присутствие колдунов, пришедших из страны Высокой Горы, что называется Край Четырех Сторон Света.