— Поверь мне, — настаивал Слим, — ты тоже не в ладах с законом.
— Я обнаружила некий посторонний предмет в электророзетке. Вы с Павловым можете сесть за преступления против человечности.
— Я имею в виду особо важное вещественное доказательство, — Слим продолжал вещать, словно дешевый адвокатишка. — Не бычки, найденные в пепельнице, поскольку обвиняемая всегда может отрицать факт затяжки, но игру, которую она приобрела. Это неопровержимое свидетельство того, что ты тоже не ангел, Циско.
— «Денежный залп», что ли? А что в нем такого?
— Ты купила игру на черном рынке.
— Откуда такая уверенность? — Я переложила трубку из одной руки в другую как раз в тот миг, когда по стенам хлестнул солнечный кнут. Вздрогнув, я вскинула голову: стриженный ежиком парень с газетой удалился. Я не была уверена, что могу вздохнуть с облегчением, но все равно выпрямилась. — Согласна, я купила ее не в супермаркете, — продолжала я разговор, — но это еще не значит, что диск паленый.
— Обложка представляет собой цветной ксерокс, Циско. Это настолько явно пиратская продукция, что у парня, который тебе ее продал, должно быть, имелись деревяшка вместо ноги и попугай-похабник на плече. Пересчитай сдачу, если не веришь. Обрати особое внимание на восьмипенсовые монеты.
— Ладно, — уступила я. — Но, кажется, это не делает меня сообщницей тяжкого преступления.
— Да ну? — не смутился Слим. — Прямо сейчас денежки, которые ты за нее выложила, крутятся в зловещих махинациях контрабандистов, промышляющих наркотиками.
— Да она обошлась мне всего в пару фунтов, — взмолилась я. — Что на них купишь? Упаковку парацетамола и автобусный билет до города?
— Я только говорю, что ты тоже правонарушительница. Купила нелицензионную копию, но не мне тебя упрекать, поскольку моя консоль все равно взломана.
— Что случилось? Ты уронил на нее что-нибудь?
Слим пояснил, какой смысл обрел глагол «взломать» в эпоху новых технологий: теперь процессор внутри консоли больше не отбраковывает фальшивые игры вроде той, что я ему купила. Это освобождает владельца от необходимости всякий раз покупать дорогущую официальную продукцию.
— Значит, ты виноват не меньше меня, — прервала я эту лекцию, лихорадочно выводя волнистые линии в записной книжке.
— Я же говорю: все мы преступники.
— И ты ничуть не переживаешь по этому поводу?
— Да нет же, черт! С какой стати?
— Ты обворовываешь рынок видеоигр. Крадешь у производителей выручку.
— С такими-то ценами? Если бы я тратился на все эти игры, то обворовывали бы меня! Вот почему я «исправил» консоль, чтобы покупать пиратские версии и на равных играть с акулами мира развлечений. Это дает ощущение победы, когда игра еще и не начиналась.
— Ну ладно, — со вздохом сказала я. — А как же Павлов?
— А что с ним?
— Я не думаю, что он способен по-крупному нарушить закон.
— Циско, ты говоришь о человеке в персиковой рубашке. А персиковый цвет — преступление против моды.
— Нет, я серьезно.
— А в чем дело? — сразу спросил Слим. — Что взбрело в твою голову? К чему все эти вопросы?
Внезапно мне захотелось спросить себя о том же самом.
— Неважно, — сказала я Слиму, а солнечный всплеск вновь метнулся по приемной: на этот раз вошли посетители. — Вернусь-ка я лучше к своей работе.
— И я тоже, — сказал Слим так, словно до вечера ему предстояло заключить еще немало сделок, а не сидеть, тупо нажимая кнопки на джойпаде.
— Кстати, как продвигается дело? — быстро спросила я, сразу подумав: интересно, как справлялась бы Мисти Вентура, если бы ей самой предстояло добывать деньги на квартплату?
— Хорошо, — уверил меня Слим. — Отлично. Последовало краткое молчание, во время которого Слим, кажется, успел прочесть мои мысли.
— Я тебя не подведу, Циско. Отыщу миллион, вот увидишь.
Мои губы тронула улыбка. Может, я и встречаюсь с мечтателем, но, по крайней мере, могу быть уверена, что для меня в этом его выдуманном мире тоже найдется местечко.
— А ты? Опять засидишься допоздна?
Я взглянула на часы. Время — деньги. А сверхурочное время — дополнительные деньги.
— Точно пока не могу сказать, — ответила я, — хотя бабки мне нужны позарез.
14
Принять окончательное решение мне помогла беседа с Кровавой Роуз. Это произошло в ходе уже второго моего визита в ее больничную палату: в тот же день, но уже после работы. Вечер приближался, и мне все меньше хотелось торчать на работе; боюсь, это отразилось на моей улыбке секретаря на приеме посетителей. К шести часам вечера она испарилась вовсе, и я вместе с ней. Я промчалась по городу, спеша в агентство по временному найму, чтобы забрать причитающиеся деньги и попросить подыскать мне более доходное занятие. В результате состоявшегося короткого разговора на обратном пути я вновь зашла в больницу. Что уж такого ужасного в том, чтобы обсудить стратегию своей карьеры с профессиональной взломщицей? Даже если беседа и подтолкнет меня попробовать свои силы в том виде деятельности, о котором не упомянешь в заявлении о приеме на работу.
— Ты, наверное, в отчаянном положении, золотце?
Я уронила сумочку у кровати и придвинула стул.
— Похоже на то.
— Циско, существуют ведь и менее опасные способы заработать.
— За пару дней?
Приподнявшись на подушке, Кровавая Роуз предложила рассказать ей все. Я послушалась, начав с условий аренды и закончив нашим более чем вероятным выселением, если к понедельнику не удастся собрать нужной суммы. Я поведала ей о черной полосе, начавшейся, по-видимому, с моим появлением в доме на Коламбия-роуд, и о своем обете вернуть всем нам благосклонность судьбы. «Чего бы это ни стоило», — дерзко добавила я.
Роуз выслушала не перебивая и ответила мне вопросом:
— Ты уже чувствовала себя испорченной девчонкой когда-нибудь прежде?
— Мы все порой это чувствуем, правда?
— Я спрашиваю потому, — сказала она (и я осознала, что речь не идет о нарушении правил гигиены), — что готова помочь только в том случае, если на тебя еще не заводили дел.
Я тихонько признала, что чиста, что у меня ни разу в жизни не возникало проблем с законом. Я сама испугалась своей порядочности, и стул буквально пискнул подо мной, когда я подалась вперед со словами:
— Это, наверное, плохо?
— Как раз наоборот, — успокоила меня Роуз. — Если тебя ни разу не ловили с поличным, власти ни за что не станут интересоваться тобой. Стало быть, в их архивах нет твоих отпечатков, сведений о твоих привычках, ничего такого, что вывело бы их на тебя. Ни-че-го.