Жестяные игрушки - читать онлайн книгу. Автор: Энсон Кэмерон cтр.№ 34

На плакате она в натуральную величину. Улыбающаяся чуть искоса в объектив. Возможно, чуть снисходительно. Ведь она знает, что объектив не в силах сделать ничего, кроме как передать всю ее красоту. Ничего, кроме истины, достаточно радикальной, чтобы не поддаваться искажениям.

Нижнюю часть постера занимает ее обнаженная грудь — доказательство умения японцев совершенно безупречно делать абсолютно все в миниатюре. Грудь, которая заставляет ее шептать японские восторги, когда ты лижешь ее, и шептать японские стихи, когда ты сосешь ее. А может, она шепчет что-то еще — трудно понять, не зная языка. Поверх ее груди ярко-желтыми буквами напечатано: «ТЕМНАЯ ЛОШАДКА». Этот постер я подарил ей в шутку на день рождения месяц назад. Я лежу и смотрю на нее. Она ни разу не звонила мне со времени отлета на Бугенвилль.

Что заставляет нервные окончания во мне ныть от обладания именно этой женщиной? Японкой? Почему так? Раз уж эго является этаким мощным зверем, порождением твоего мозга, приводящим в движение лошадиные силы твоей психики, уж наверное проще влюбиться в женщину, подобную тебе. Тогда почему я каждый раз испытываю такое влечение к ней? Я часто задаю себе этот вопрос. Он стоит первым номером в списке вещей, которые мне хотелось бы знать. Но я не знаю ответа. Никто из нас не знает.

Или это просто моя реакция? Этакое извращение? Никакая не свободная воля, а просто жжение в паху, которое время от времени испытывает каждый из нас? Может, я люблю японку потому, что белые люди не позволяют мне больше быть белым?

* * *

Я встаю, и принимаю душ, и спускаюсь в «Сверх-Приятельскую Лавочку Ника», и покупаю там себе немного хлеба, масла и корнфлекса, потому что, пока Кимико на Буген-вилле, я могу не притворяться, что суп мисо с плавающими в нем комками соевой массы — мой любимый завтрак. Изрядная дрянь этот мисо даже для дневной трапезы, не говоря уже об утренней.

Я завтракаю в нашей гостиной, оккупированной превосходящими силами игрушек из жести, сделанных крестьянами Третьего Мира. Кими коллекционирует их тысячами. Привозит их из всех Богом позабытых мест. Имя им легион, и они заполонили все горизонтальные поверхности этой комнаты. Большая часть их побурела от ржавчины и заляпана охристой грязью тех стран, откуда их привезли. На других еще можно разобрать сведения о содержимом банок, из которых они сделаны. Завтракая, я читаю эти надписи. Маленький слон с надписью «ФАСОЛЬ», закручивающейся спиралью на торсе по направлению к плечу. Маленький джип с надписью «РИСОВЫЙ» на капоте, «ПУДИ» на боку и «НГ», завернутой на задний борт. Маленький военный самолет с надписью «СГУЩЕНОЕ» на верхней плоскости крыла и «МОЛОКО», обвившейся вокруг фюзеляжа. Забавный пузатый демон из жести с надписью «КЭМПБЕЛЛЗ» поперек живота и надписью «ТОМ» на массивном торчащем пенисе. Маленький петух с надписью «ТУШЕН» на одном крыле и «ГОВЯДИНА» на груди. Помощь Первого Мира Третьему.

Туристы покупают эти жестяные игрушки не потому, что дизайнеры и роботы Первого Мира не способны произвести игрушки покруче. Их игрушки сделаны из материалов космической эры и могут делать все, что угодно, — хоть испражняться, хоть вышивать гладью, лепеча при этом признания в любви по-американски. Эти жестяные игрушки привлекают туристов тем, что изготовлены людьми, у которых нет ни водопровода, ни электричества, ни здравоохранения, ни образования, ни пищи. Воюющими людьми. Людьми, застрявшими в истории столь древней, что мало чем отличаются от египтян времен фараонов. Людьми, сидящими на корточках в пыли разных своих стран и мастерящими поделки с помощью молотков и ножниц. Туристы покупают их, потому что они сделаны с помощью таинственного допотопного искусства — миллион раз попасть молотком в нужную точку. Миллион попаданий молотком в нужную точку — вот что нужно, чтобы показать, как далеко ушли мы со своим миром.

* * *

Мы останавливаемся напротив почтамта. Она выбирается из пассажирской дверцы «Ниссан-Урвана» телеслужбы Эс-Би-Эс. Она одета в мешковатые полосатые штаны, топик и берет, под которым собраны волосы. Она пару раз охает, машет руками и вопит: «У-уууу! Уй-яяяя!» — до тех пор, пока все, кто шел по своим вонючим делам по этому тротуару в этом вонючем, похожем скорее на деревню городе, не начинают оглядываться на нее, всю задницу отсидевшую по дороге сюда из двадцать первого века. Она складывает пальцы в рамку и прицеливается этой рамкой на север, вдоль Уиндем-стрит, по которой выстроилась цепочка «Жареных Цыплят Навынос», и «Рыбы с Картошкой Навынос», и «Пиццы Навынос», на алюминиевых ребрах вращающихся вывесок которых играет солнце. Она приоткрывает рот и брезгливо поджимает верхнюю губу. С этой же брезгливой миной она прицеливается своей рамкой из пальцев на юг, в сторону, откуда мы только что приехали, и смотрит на Джефферсон под этим углом. Здесь в ее рамку из пальцев попадают «Шелл», и «Мобил», и «Оллис-Тролли», и два мотеля, которым в этом мире, где всерьез ценятся фальшивые средневековые фасады, стоило бы присвоить пятизвездную категорию за одну только их архитектуру, и стоянка кемперов в Лейквью, где мой отец когда-то застрелил пьяного подростка, и цепочка безликих административных зданий, взрывающаяся где-то вдалеке махинами складов.

— …твою мать! — говорит она. Переводит взгляд на меня. — …твою мать, — повторяет она с таким разочарованным видом, будто этот оживленный региональный центр, как называет его Радио-Турист на волне 98,9 FM — моих рук дело.

— Что? — спрашиваю я. — Я ничего не обещал.

— …твою мать, — говорит она. Она — знаменитый режиссер-документалист. Значительную часть пути из Мельбурна она потратила, чтобы рассказать мне, как работала у Копленда Мэхони, о котором я не мог не слышать, на его знаменитом проекте «Великий Башмак», когда тот с помощью электроники проследил путь пары знаменитых спортивных кроссовок от фабрики в Индонезии и до американских ног, наглядно показав, кто и сколько получил на этом пути из тех ста сорока баксов, что они стоили. Большую часть которых получили, разумеется, сам м-р Великий Башмак, а также его официальное баскетбольное лицо, которое за сорок миллионов баксов в год демонстрирует, что ни за что не перепрыгнул бы через среднего размера гору гороха, не будь у него на ногах этой волшебной обуви. Не смог бы или не захотел.

Потом она сделалась сама себе режиссером и сняла собственный, получивший какую-то там премию фильм, вскрывший отсутствие пожарной сигнализации в сгоревшем приюте для бездомных женщин в Нунавейдинге, а также связь этого с отремонтированным на сбереженные средства зданием, имеющем самое непосредственное отношение к Премьер-министру. Знаменитый фильм, из-за которого на Эс-Би-Эс подали в суд, заставивший студию опубликовать официальное опровержение и принести извинения — не потому, как она сказала, что они якобы исказили цифры, и не потому, что они показали всем весь этот свинюшник, но потому, что судебные органы и сами боятся стать объектом экономии администрации нашего Премьера.

Проезжая Мерчисон-Ист, она задрала левую брючину своих мешковатых полосатых штанов и продемонстрировала мне шесть имен сгоревших в Нунавейдинге женщин, которые она вытатуировала у себя на ляжке вроде как в знак памяти. При виде которых я ахал и охал, будто имена эти и впрямь много для меня значили. Имена убитых подлостью, и экономией, и лично нашим Премьером с его новым офисом.