Венский бал - читать онлайн книгу. Автор: Йозеф Хазлингер cтр.№ 42

– Файльбёк что-то замандражировал. Надеюсь, не подведет. Сначала он вообще не хотел брать кассеты. Говорит, акция – наша ошибка. Я сунул ему под нос мизинец. И он все же согласился. Сказал, что ночью переправит записи к родителям, в ихний подвал.

На каком основании прихватили Сачка и Профессора, я так и не выяснил. Это не всплыло и на судебном процессе. Машину Сачка обследовали криминалисты. На заднем сиденье были обнаружены следы бараньих потрохов, а также установили, что в багажнике хранились две канистры с топливом. Не было даже доказано, что это топливо – бензин. Бензозаправщик дал показания, что Нижайший покупал у него несколько канистр горючего, таких же, которые использовали при поджоге. В обугленном пристанище Нижайшего нашли расплавленные штуцеры. Канистрами там и не пахло. А сам Нижайший давно скрылся.

После запрета Движения друзей народа я нарушил наш уговор на случай ареста и повидал Профессора в тюрьме. Это было непосредственно перед рассмотрением апелляционной жалобы. Мне дали четверть часа на свидание с ним через стеклянную стенку. За его спиной расхаживал надзиратель. Лицо Профессора было покрыто гнойными волдырями.

– Они отказывают мне в лекарствах для кожи, – сказал он.

Я нажал на клавишу и спросил:

– А чем мотивируют?

– Тем, что это тюрьма, а не салон красоты. Точка.

Я смотрел на него в ожидании какого-нибудь знака. Но он и бровью не шевельнул. Тишина насторожила надзирателя. Я снова нажал клавишу.

– Но это же бред!

Он хлопнул кулаком по пластиковому столу и произнес что-то невнятное. Потом нажал свою клавишу:

– Пусть режут! Это был не я!

– Но какое предъявлено обвинение?

– Да Бог его знает.

Он действительно не знал. Иначе хоть как-нибудь намекнул бы мне. Возможно, он хотел сказать, что только Нижайший знает, кто стукнул. Мы, на стройке, были уверены. Профессор и Сачок не проболтаются.

Апелляционный суд подтвердил приговор к пожизненному, хотя ни один из подсудимых не дал никаких показаний.

После разгона Движения я начал подозревать всех, кроме Нижайшего. Я тогда еще не знал, что он сам думает про предательство. Предателями могли оказаться даже Бригадир и Пузырь. От своих сомнений я не избавился и после возвращения Нижайшего. А когда Файльбёк предал перед операцией «Армагеддон», я стал думать, что он вполне мог дать показания и при поджоге на Гюртеле. Наверное, так думали все. Но в открытую об этом не говорили – времена панихид в Раппоттенштайне миновали. С другой стороны, как только стало ясно, что месть за меня откладывается, Файльбёк очень увлекся замыслом поджога. У меня в общем-то не было оснований подозревать его в том, что он тогда уже предал нас Может, это сделал кто-то другой. Только не я. По крайней мере это я знаю точно.

Сейчас я даже не вполне понимаю, как нас угораздило затеять первую акцию. Допускаю, что Нижайший сам нанес себе ранения. У него было чем, и он себя не щадил. Файльбёк стремился стать боевым стратегом нашей группы. Благодаря поджогу Нижайший поставил его на место. Акция «Турецкая кофейня» была явно не по душе Нижайшему. В сущности, он и не ставил своей целью заваруху с инородцами. Для него это было мышиной возней. Он мыслил масштабно. Разумеется, он сделал свое дело, когда жребий выпал на него, коль скоро все должны были пройти испытание. Это произошло в последнем вагоне на шестой линии метро, когда поезд подъезжал к станции «Талиаштрассе». Тут он молниеносным движением схватил чужеземца, стоявшего в конце вагона, и наддал ему так, что тот ударился головой об угол компостера. В этом поезде ехали все мы. И вдруг я вижу, как Нижайший преспокойно шагает по платформе. Несколько наших были в том же вагоне. Они не принимали участия. Чужеземец молчал в тряпочку. И только когда в вагон вошли новые пассажиры, поднялся шум. Инородец сидел на полу, из носа текла кровь, из глаз слезы. Жалкая размазня. Кто-то побежал к машинисту. Вызвали «скорую помощь». Все пассажиры вывалили на платформу, двинулись к последней вагону и начали заглядывать в окна. Мы смотались. Опять было что отпраздновать.

Это была игра в кошки-мышки до седьмого пота Снаружи, на Карлсплац, наши пытались отловить взбесившихся по одному. Работали наобум, гоняли, как могли, напирали с разных сторон, хоть и не в лад, А что толку? Несколько окровавленных черепов, синяки да шишки на рылах. Одного смутьяна они задержали, но его у них быстро отбили. Тут мы поняли: труба наше дело. Нас просто было слишком мало.

Никто не ожидал, что с самого начала такая прорва демонстрантов попрет на рожон. Они пришли протестовать против бала в Опере. Ну, это уже традиция. Но на сей раз они вроде всерьез решили преградить дорогу приглашенной публике. Их поддерживали антифашисты, как они себя сами называют, а для этих встреча трех лидеров-националистов была сущей находкой. Среди баламутов нашлись и такие, у которых хорошие связи с прессой. За несколько дней до бала затрубили об их протесте против сходки Бэренталя, внучки Муссолини и Жака Брюно. Другую часть взбудоражил призыв отомстить за Абдула Хамана. Хотели поквитаться с нами. И что характерно: старых записных леваков – раз-два и обчелся, а так – все молодые. Они бросились на нас, как стая остервенелых волков. Никакая тактика уже не срабатывала. Мы разбились на группы, лавировали, старались хотя бы помочь друг другу, но нас просто выдавливали из толпы. И пошло-поехало. Мы себя-то защитить не могли. Самой главной нашей задачей, а может, и единственно реальной было не даться им в руки по отдельности. По рации кое-как нас оповестили: приказ рассеять демонстрантов отменяется. Нам надлежало выбраться из толпы и снова собраться в подземном переходе. Это было нелегко, но все-таки удалось. Кого-то мы недосчитались. Оставалась надежда, что они пробились на другой край Карлсплац к нашим подразделениям, которые должны были разогнать демонстрантов, наступая со стороны Рингштрассе, но тоже не сумели. Наконец оттуда передали по рации: «У Штипица отобрали оружие. Он избит, сейчас на пути в больницу».

Штипица я не знал. Но мне было ясно: этим Штипицем мог быть и я. С ним могли сотворить все, что угодно. На меня вдруг накатила страшная ярость. Я представил себе, как все они наваливаются на меня одного, бросают на мостовую, топчут, бьют по лицу ногами. «Месть», – вертелось у меня на языке. Это самое малое, чем мы могли поквитаться за Штипица. В этот момент я готов был порешить их всех.

Мы проскочили в переход и построились в боевой порядок, который называли «бёгль» – по имени бывшего начальника венской полиции, придумавшего это тактическое нововведение в целях крепкой обороны. Такая позиция позволяла легко перейти в наступление и, наоборот, ощетиниться, При «бёглевании», как мы говорили про эту тактику, осуществлялось хорошее взаимодействие между оборонительными подразделениями и группами захвата. Оборонщики составляли первые шеренги. У них были плексигласовые щиты. Шеренги занимают по меньшей мере два ряда, а то и четыре-пять рядов в глубину. Они выстраиваются по кривой, почти полукругом с надежно обеспеченными флангами. Строй не должен быть слишком плотным, чтобы атакующие в любой момент могли выдвинуться вперед, а также для того, чтобы удобнее было отсечь демонстрантов, которых всегда намного больше, от их сторонников. У атакующих нет щитов. Они совершают бросок из центрах Их задача – задержание смутьянов. Они выбегают вперед, хватают отдельных демонстрантов и волокут их внутрь полукруга. Поскольку мы стоим не впритирку, всегда есть возможность перейти к быстрому преследованию, не наступая друг другу на ноги.