— Не выйдет, — наконец произнес Элджин.
Но даже произнося это и качая головой, он продолжал напряженно думать, соображать — счастливый! Счастливы люди, способные отдаваться решению технических задач! На это я, конечно же, и рассчитывал — что задача, с ее явной неразрешимостью, мгновенно поглотит его так, что он и двух секунд не станет думать о том, зачем все это надо.
Даже когда улыбался и качал головой, он продолжал думать. Вызов принят. Элджин напоминал скалолаза, что с помощью веревок и крюков берет неприступную стену. Взгляд вверх: нет, невозможно. А может, здесь? Что если все-таки…
— Невозможно, — повторил он, смакуя саму эту невозможность.
— Почему?
— Как минимум по трем причинам. Во-первых, света мало. Во — вторых, звук работающей камеры. И в-третьих, камера не сможет работать пять часов кряду.
— Понятно. — Я выждал, пока он поправил на носу очки и почесал в затылке.
Странная мысль — помню, я тогда подумал: ведь ничто не меняется, даже Элджин, хотя и превратился из маленького негритенка в звезду Эм-Ай-Ти. Потому что даже в этом, — пойми меня правильно, в этом, а вовсе не в том, что он для меня искал решение моей проблемы, — он в некотором смысле все равно остался «моим ниггером», к тому же то, что я теперь смотрел на него и ждал его решения, тоже входит в старый стереотип приписывания «им» поразительных способностей, если они — «наши» негры. Помнишь, как мой дед говорил, что, когда идешь на охоту со стариком Флюкером — отцом Эллиса, — не надо с собой брать легавую, потому что Флюкер без всякой собаки чует, где куропатка.
Отчасти, конечно, так и есть — не то что я хочу приравнять Элджина к легавой собаке, но вообще их ум, благодаря какому-то божьему промыслу или в силу нашей беспомощности и бездеятельности, позволяет нам на них полагаться не только в выискивании дичи, но и во всем: что им по плечу будет Эм-Ай-Ти, что они станут умными, умнее нас, умными, как евреи, нет, умнее евреев. Я так и слышу, как мой дед говорит: готов поспорить, этот Элджин хоть сейчас переплюнет еврея, любого еврея. Эй, кто-нибудь, найдите ему еврея!
— А что, снимать надо обязательно на кинопленку? — Элджин смотрит на меня, облизывая губы. Я чувствую, что у него зародилась идея.
— А как же иначе…
— Что если писать на магнитофон?
— Мне нужно изображение, а не звук.
— На видеомагнитофон.
— А есть такая техника?
— Конечно, в каждом универмаге стоят камеры слежения, только…
— Только — что?
— Ну хорошо, смотрите, — он поворачивается к столу и берет мой карандаш. Взгляд его черных глаз прыгает из стороны в сторону. Его осенило, он нашел, вот оно — решение! — Мы используем пять компактных мини-камер, поставим вот здесь и здесь. — Он ставит крестики в отверстиях кухонного лифта, выходящих в комнаты Марго и Рейни.
— А, я бы тоже туда поставил. А как насчет трех комнат напротив?
— Воткнем в воздуховоды кондиционера.
— Кондиционера?
— Конечно. Возьмем камеры с двадцатипятимиллиметровым объективом — такой просунется даже в щель тостера.
— Как насчет шума?
— Шума они не издают. В них нечему шуметь. Это ведь не кинокамеры, в них нет лентопротяжки.
— А с темнотой как?
— Возьмем трубку типа видикон. И филипсовский двухкаскадный ФЭУ — фотоэлектронный умножитель, — он соединяется с камерой волоконной оптикой, а воспринимает даже один квант света.
— Но какой-то свет ему все-таки нужен?
— Достаточно лунного.
Я бросаю взгляд на календарь.
— Луна сейчас в первой четверти.
Он подпихивает очки по переносице вверх.
— Есть умножители и на инфракрасный диапазон.
— Хорошо.
— Единственное, что еще потребуется, так это пульт управления. Его можно разместить где угодно.
— Как насчет библиотеки, вот здесь?
— Разве мистер Текс и Сиобан не пользуются ею? Нам нужно такое место, куда точно никто не сунется.
— Я просто возьму да перенесу телевизор в другое место. Поставлю его в комнату Сиобан.
— Замечательно. А кабели из лифта и воздуховодов можно протянуть через третий этаж.
— И что это за пульт будет?
— Надо поставить многоканальную деку и монитор «Конрак». Буду вести запись на пять пленок.
— А за сколько времени ты сможешь все это смонтировать?
— Надо съездить в Новый Орлеан за аппаратурой. — Он посмотрел на часы. — Завтра. И еще один день на установку, если в доме никого не будет.
— Не будет. В ближайшие два дня у них съемки в предместье. Сцена в суде и любовная сцена в библиотеке.
— Очень хорошо. Тогда, при удачном раскладе, готово будет послезавтра к вечеру — это в том случае, если мне удастся достать оборудование. Но я практически уверен, что удастся.
— Надеюсь. Потому что через пару дней они начнут снимать в Бель-Айле. И тогда уже будет поздно.
— Мы справимся. Естественно, что от вас требуется, чтобы завтра и послезавтра в доме никого не было и чтобы не заходили ночью в библиотеку.
— Сколько все это будет стоить?
— Фотоумножитель может стоить тысячи четыре, он дорогой. Но общая стоимость вряд ли зашкалит за восемь-десять тысяч.
— Десять тысяч, — повторил я. — Такая сумма у меня на счете есть. Наверное, лучше выдать тебе наличными. Банк открывается в девять, так что в половине десятого ты уже сможешь отправиться.
— О’кей.
— Ладно. И что ты в результате получишь?
— Пять пленок. Вроде вот этой, — он взял со стола восьмидорожечную кассету с квартетами Бетховена. В течение последних месяцев я усвоил, что могу пребывать в относительном покое, если а) пью, б) читаю Реймонда Чандлера и в) слушаю Бетховена, причем все это одновременно.
— Осталась только одна проблема, — проговорил Элджин, вертя в руках кассету.
— Какая?
— Время. Даже на это нельзя записывать пять часов кряду. А! — У него уже было решение. В охватившем его изобретательском раже ему достаточно было сформулировать задачу словесно. Высказать значило решить. Он даже пальцами прищелкнул.
— Используем датчик движения Субиру.
— А это что такое?
В небрежности его интонации различалось возбуждение, опьянение от собственной квалификации и познаний. Он махнул рукой.
— Ну, вы ведь слышали про магнитофоны, которые включаются на запись при звуке голоса? Появился звук — пошла запись.
— Это как у президента США, что ли?
— Да. — В полном восторге он даже пропустил мимо ушей иронию. — Тот же принцип действия. Только по отношению к свету. Пленка расходуется лишь в том случае, если перед объективом камеры что-то или кто-то движется.