Скорее ободренный, чем устрашенный, я придвинулся к соблазнительнице (та прерывисто задышала) и начал с ней страстный телесный диалог.
Ехали долго. Глухие подмосковные улицы, глухие подмосковные леса… Бесшумные дворники сметали с ветрового стекла первые снежинки сезона. Мощная машина гладко скользила по рвам и рытвинам отечественной дороги. Рядом со мной шуршала Флоринда.
На 67-м километре «Мерседес» сбавил ход. Среди лесных стволов оскалился знак «череп и кости». Мы свернули вбок.
Темноту разрезали лучи-мечи прожекторов. Ночь превратилась в день. За окном архитектурными кошмарами проплывали кирпичные крепости, украшенные греческими колоннами и порочными куполами.
Флоринда вынула руку из моего кармана и сделала небрежный жест.
— Муж вкладывает доход от казино в недвижимость. В этих коттеджах он поселил своих сообщников. Вот тут живет Комар, там — Клоп, за пригорком — Клещ.
— Какие колоритные имена. Прямо собрание насекомых!
— Эти насекомые очень опасны. Их укус бывает смертелен.
Краб подрулил к трехэтажному бункеру в форме бутылки. Зловещие амбразуры и зубастые стены придавали ему сходство с палатами Малюты Скуратова. Из готической конуры напротив выбежала свора ротвейлеров. В унисон свирепо лая, псы встали на задние ноги сатанинским почетным караулом.
— Представляю: питомцы моего мужа. Единственные его друзья, можно сказать. Как видите, они ученые. Предупреждаю, им ведом вкус человеческого мяса.
Я спустил окно, высунулся из «Мерседеса» на три четверти и, как часто делаю в минуту восторга или волнения, исконным русским жестом разорвал на груди шелковую майку «Tommy Bahama»:
Плоть сия для псов табу:
Я к вам в миску не пойду.
Краб разогнал блатных Русланов очередью из автомата. Мы вылезли из машины. Холодный воздух пах порохом и псиной. Я членораздельно размял свое сильное, но затекшее тело.
У бронированной двери бункера моя спутница поблагодарила верного немого за усердную службу.
— Надеюсь, ваш супруг сейчас не дома, — сказал я, пока Флоринда набирала дверной код. — Не хочу нарушать семейное спокойствие в столь поздний час.
— Не волнуйтесь, профессор. Он уехал в карательную экспедицию и вернется лишь завтра.
Мы вошли в громадные, во весь первый этаж хоромы, уставленные золотой дизайнерской мебелью. На стенах висели абстрактные пейзажи модных художников, полы были покрыты персидскими коврами. Посреди хором плескался бассейн, окруженный хрустальными кадками с пальмами. Своими контурами комнатное озеро напоминало вопросительный знак. Вдруг я изумился: рядом с бассейном стояла молодая обнаженная женщина, держащая на плече кувшин.
То была статуя из розового мрамора. В чертах и прелестях каменной красавицы я узнал Флоринду.
— Мать мою! Какое прекрасное сходство!
Хозяйка бункера с удовольствием выслушала мое восклицание.
— Правда, здорово? Подарок от моего супруга на праздник 8 марта. Он заплатил за это дело 50 000 долларов.
У ног статуи зверским контрастом разлеглась шкура белого медведя. Я атлетически нагнулся и тронул пальцем густую шерсть.
Флоринда вздохнула полной грудью.
— Бедный мишка! Муж застрелил его на сафари в Арктике. Когда он привез свой трофей, я от жалости расплакалась.
— У вас доброе бабье сердце.
Растроганная зеленоглазка направилась к похожему на стеклянный орган бару, занимавшему целую стену.
— Что бы вы хотели пить?
— Я со студенческих лет потребляю коктейль «АК-47».
— Ой, как интересно!
— Рецепт простой: треть водки, треть виски, треть джина. На поверхности огненной смеси должна плавать половинка виноградины, символизирующая пулю. — Для эмфазы я цыкнул зубом.
Флоринда начала приготовлять мой любимый напиток, а я осел на пухлый пуф и роскошно закурил, не сводя глаз с ее изысканной, как виолончель Котовой, фигуры. Приятно смотреть на красотку, которая занимается хозяйством, чтобы угодить мужчине, особенно когда этот счастливец — я…
Из подпольных динамиков в комнату итальянским сиропом втекал голос Андрэа Бочелли. Признаться, мне нравится музыка тосканского гугнивца: как многие жестокие мужчины, я чуть-чуть сентиментален.
А вот и выпивка на ажурном подносе. Флора сделала реверанс и золотой пушинкой осела у меня на коленях.
Стеклянные глаза выпотрошенного зверя жутко смотрели на нас, внося пьянящий элемент опасности в экзотическую атмосферу прелюбодеяния. Над пуфом вознесся русский Эрос. Подружка обвила мою шею руками, подробно застонала и прильнула ко мне, дрожа от наслаждения. Мы слились в поцелуе экстаза.
Раззудись плечо
И еще кой-что.
Взаимный восторг возрастал. Я запивал сладкие Флорины губы щедрыми глотками коктейля. Она от меня не отставала. В страстных лобзаниях и интимных тостах прошли то ли часы, то ли минуты.
За французским окном все гуще шел снег. Из тумана выплыла русская луна и озарила наши лица потусторонним светом. Где-то выли волки.
Зеленоглазка выскользнула из моих объятий и соблазнительно улыбнулась.
— Сними ревнивые покровы! — вскричал я.
Мгновение — и мы стояли друг перед другом в костюмах Адама и Евы.
Я бросил дерзкий взгляд на мраморную статую. Нет, русский Канова не покривил резцом: Флора-Терпсихора была крупной прелестницей.
* * *
Будуар. Балдахин. Бахрома. Бархат. Блеск. И вообще все на «Б».
Смотрю направо, смотрю налево — многоместная кровать передо мной маячит. На ней белеет нечто стройное, нежное, распространное.
О, закрой свои бледные ноги…
В виске лихорадостно забилась жилка: «Сейчас чужой супружеский Schlafensraum
[92]
буду оккупировать, в эротическом исступлении на шелковых простынях вертеться!»
«Vorwärts, Roland!»
[93]
* * *
Я сидел под балдахином и задумчиво натягивал носок на свою узкую, с аристократическими пальцами ногу, унаследованную мной от матушки. Рядом Флоринда нежилась на внебрачном ложе.
— Милый Ролик, — прошептала она. — Спасибо вам за то, что вы есть. Вы так хорошо меня понимаете…
La vie est dure, les femmes sont chères
Et les gosses faciles à faire,
[94]
—