Полет почтового голубя - читать онлайн книгу. Автор: Кристиан Гарсен cтр.№ 8

— С политической тоже? — спросил Еугенио, стараясь придать своему голосу как можно больше искренности.

Господин Чжан с улыбкой взглянул на него. Несмотря на густую сеточку морщин, его лицо было красивым и излучало энергию. Несколько секунд он в упор смотрел на Еугенио, и тот, не зная, как себя вести, счел за лучшее выдержать его взгляд, напустив на себя наивный вид.

— Я расскажу вам старую буддийскую притчу, месье Трамонти, — продолжил Чжан любезным тоном. — Молодой ученик и его учитель шли вдоль бурной реки. Ученик задавал много вопросов, впрочем, иногда очень дельных, которые логически вытекали один из другого. Тогда учитель остановился, указал ему на поток и сказал: «Смотри, смотри, как течет вода». Затем они снова продолжили путь.

Наступила тишина, нарушаемая громкой бранью на другом конце стола, где двое напившихся парней бурно выясняли отношения.

— Я задаю слишком много вопросов, — усмехнулся Еугенио.

— Вовсе нет. Но остерегайтесь логических цепочек. Иногда нужно уметь разрубить причинную связь.

Официантка поставила на стол чайник, две чашки и огромную миску риса, затем вернулась с рыбой, которую заказал Еугенио, и еще одним блюдом странной выпуклой формы. Когда она поставила его на стол, Еугенио понял, что это черепаха. Она была почти такого же размера, как Шейла — черепаха, которая жила у него дома, когда он был ребенком.

— Вы будете это есть? — немного скривившись, поинтересовался Еугенио.

— Это очень вкусно, — ответил господин Чжан. Он снял панцирь, оказавшийся просто крышкой, которая сохраняла в тепле находившееся под ней яство. — Хотите попробовать?

Еугенио отрицательно качнул головой.

— На вкус это что-то среднее между мясом и рыбой. И великолепная консистенция, очень нежная. Так и тает во рту. Что ж, как хотите. Кстати, как ваши статьи? — неожиданно спросил он. — Продвигаются? Где вы уже побывали?

— Думаю, что начну писать через несколько дней, — ответил Еугенио. — Пока же я наблюдаю.

Господин Чжан ел не торопясь, соблюдая приличия, в отличие от остальных клиентов, которые шумно отхлебывали из мисок, а еду из тарелок брали руками.

Один вопрос не давал покоя Еугенио.

— Что вы имели в виду, говоря «я этого даже немного ждал»? — внезапно спросил он.

Господин Чжан допил свой чай и негромко откашлялся:

— Время и пространство, знаете… Скажем, у меня было предчувствие, как это часто бывает… У вас, наверное, тоже…

— Иногда, — согласился Еугенио. — И сейчас мне бы очень хотелось, чтобы оно меня посетило.

— У вас ничего не получится, потому что вы изнываете от скуки, — убежденно заявил господин Чжан.

Для Еугенио эти слова явились откровением, и его внезапно осенило. Чжан сто раз прав: он скучал, вот именно, покинув Францию, он все время скучал.

— Когда человек скучает, — продолжил Чжан, — он проецирует себя далеко в будущее, надеясь, что оно придет быстро, или, наоборот, возвращается далеко в прошлое, так как все мы о нем сожалеем. Предчувствие же связано только с настоящим, но с настоящим, немного растянутым во времени. Видите ли, — продолжил он, медленно прожевывая пищу, — так же, как мы занимаем не точку, а объем в пространстве, то, может быть, занимаем не точку, а некоторую толщину во времени. То, что мы называем настоящим, может состоять из мгновения, ускользающего и неуловимого, а толщина, которая является его ядром, заключает в себе одновременно прошлое и ближайшее будущее. Понимаете? Согласно этой теории, то, что мы называем настоящим, всего лишь чуть больше простого игольного ушка в большом потоке времени. Мы живем в одном направлении времени и поэтому имеем очень точное представление о нашем ближайшем прошлом и настоящем моменте, но мы не знаем нашего ближайшего будущего, которое, однако, тоже является нашим настоящим, так как оно такая же составная часть нашей жизни в какой-то данный момент, как и наше ближайшее прошлое. Вы улавливаете ход моей мысли?

Еугенио утвердительно кивнул.

— Эта расплывчатость между ближайшим прошлым и ближайшим будущим, — продолжил господин Чжан, — своего рода пузырек — то, в чем мы живем: толщина пространства в толщину времени. Предчувствие — это короткое осознание расширенного настоящего, нашего ближайшего будущего. Чтобы почувствовать его, не следует избегать настоящего. Нельзя скучать. Молодые люди в этой стране очень сильно скучают, и это очень плохо. Экзистенциальная скука целого поколения всегда предшествует варварству. Однако, давайте-ка, ешьте свою рыбу, а то она совсем остынет. Соус немного островат, да?

Обед продолжился в приятной атмосфере. Господин Чжан жил рядом с отелем Еугенио, поэтому назад они вернулись вместе. На следующий день Чжан должен был ехать на север, в Чэндэ, где ему предстояло прочитать лекцию. Он собирался воспользоваться этой поездкой, чтобы навестить племянницу, и рассчитывал возвратиться через четыре дня, как раз тогда, когда и Еугенио вернется из своего короткого путешествия в Сиань. Они договорились встретиться в тот же день и пообедать вместе.

В институте Еугенио ничего особенного не сообщили по поводу Анн-Лор, но, правда, дали ее адрес. Это было совсем рядом, поэтому Еугенио немедленно отправился туда. Анн-Лор снимала комнату в пансионе, который содержал неприятный тип, разразившийся грубой бранью, когда понял, что Еугенио пришел только посмотреть комнаты, неуютные и совершенно безликие, а не для того, чтобы снять жилье. Другой адрес, который дали в институте, оказался адресом Шуази-Леграна в Марселе. Заодно Еугенио смог получить адрес Пьетро Савелли на виа Фондацца, в Болонье.

Утро выдалось на редкость солнечным и приятным. Тысячи птиц, суетившихся в ветвях акаций и ив, которыми были обсажены западные укрепления Запретного города, галдели, как при сотворении мира. Еугенио понравилось бродить по этому городу в городе, относительно пустому в этот день. Он даже немного заблудился в лабиринтах внутренних двориков с красно-золотыми, выцветшими от времени строениями, выглядевшими намного приятнее по сравнению со сверкающими главными зданиями, которые были восстановлены несколько лет назад специально для съемок фильма Бертолуччи «Последний император» и с тех пор регулярно перекрашивались. Еугенио всегда больше привлекала увядающая красота, чем сияющие новые фасады. Ничто не волновало его так, как дворцы и замки, зачастую находящиеся в плачевном состоянии, но где еще чувствовалось дыхание жизни, тогда как памятники, предназначенные для туристов, больше походили на глянцевые открытки. Он с удовольствием вспоминал дворец Байнака в Паригорде, некоторые венесуэльские и пражские замки, в которых до сих пор жили их владельцы. В замке Фронтера в Лиссабоне его просто потрясла пепельница, полная старых окурков. Он объяснял это ностальгией по старой Европе, миру, который, по его мнению, перестал существовать с начала пятидесятых годов (когда начал осуществляться план Маршалла), и лишь его осколки сохранились в нескольких благодатных местах: Португалии, Чехии и некоторых уголках Италии. Впрочем, скорее всего, временно: англо-американский капитализм, за которым неотвратимо катилась волна отвратительной американизации мыслей и нравов, все сметал на своем пути. «Я сужу об умении жить по состоянию булыжных мостовых, — сказал он как-то летним вечером Марианне, когда они, взявшись за руки, прогуливались по Травяной площади в Падуе. — Во Франции их почти везде заменил асфальт. Это значит, что в Италии или Португалии живут лучше. Кстати, — сказал он несколькими днями позже в Равенне, на пустынной улочке, тянущейся вдоль мавзолея Галлы Пласидии, — по всему видно, что итальянские города не так легко поддаются навязываемой американизации, как другие европейские города. Это заметно не только по сохранности булыжных мостовых, но и по шумному, беспечному поведению жителей, по аристократической учтивости пожилых людей, их манере держать себя, не имеющей ничего общего с американской расхлябанностью. Еугенио очень нравилась эта мысль о расхлябанности. Это слово как нельзя лучше ассоциировалось со словом «хлябь». Он даже думал, что страны, где разводят коров и где есть болота, например Германия или Голландия, более подвержены американизации, чем такие страны, как Италия, Испания или Португалия, где разводят овец, и что то же самое касается французских регионов: юг, по его мнению, сопротивлялся лучше, чем север.