По требованию, или Люкс для новобрачных - читать онлайн книгу. Автор: Джастин Элиот cтр.№ 23

На десятом ударе я «зажгла» желтый. Ласситер опустился рядом со мной на колени: растирал покрасневшую кожу, успокаивал, говорил, что, если желаю, можно этим закончить, что для первого раза я просто молодец… Увещевания доктора придали мне сил, и я решила продолжить.

После двадцати безжалостных ударов моя задница стала ярче огней на Променаде Блэкпула [7] и горячее сковородки.

– Двадцать, сэр! – торжествующе мяукнула я. Ноги дрожали, лоб взмок от пота, костяшки пальцев побелели, а вагина пылала от невыносимого желания.

– Отлично, Софи, удовольствие ты заслужила, – проговорил доктор Ласситер. – Ну, раздвинь ноги чуть шире.

Ладони доктора легли мне на бедра, скользнули вверх, пропитываясь соками, потом соединились, и вот он, вожделенный оргазм. Под сладкий шепот Ласситера внутри лопнул пузырь, ноги подогнулись. Ласситер вовремя схватил меня за талию и осторожно поставил на колени.

Захотелось как-то по-особому его отблагодарить. За что? За то, что практически освежевал мне задницу? Господи, о чем я только думала?.. Доктор сел на стул у кровати и потрепал меня по макушке.

– Люблю, когда сабмиссивы говорят спасибо за наказание, – криво улыбнулся Ласситер. – В конце концов, разве просто наставлять девочек на путь истинный?

Доктор коснулся пряжки своего ремня. Я прекрасно поняла, о чем он.

Обхватив губами тугой член доктора, я глянула на кровать. Эх, трость я так и не опробовала! Интересно, ею впрямь бьют, как хлыстом? Или у Ласситера есть другие игрушки? Попа грела мне пятки, на которые я осторожно присела, и к продолжению готова явно не была. Но гадать-то не запретишь. Трость еще страшнее ремня? Это самая страшная игрушка? Я старательно ласкала член ртом и пальцами, пока доктор не пролился мне в рот. Он схватил меня за волосы и бился так, что вся сперма до последней капли попала мне в горло. Я облизала губы и стыдливо улыбнулась. Разморенный нашими утехами доктор слабо улыбнулся в ответ и неловко спрятал обмякший член.

Я снова покосилась на кровать, и Ласситер перехватил мой взгляд.

– Софи, для трости ты еще не готова, – устало проговорил он. – Лучше в другой раз.

– Ну, по-настоящему бить меня не надо, – уточнила я. – Просто… хочу прочувствовать, что такое удары тростью.

Ласситер вытер пот со лба и шумно выдохнул.

– Софи, ты интересная девушка… – Он сделал паузу и вытер лицо платком, безукоризненно аккуратным, как и вся его внешность. – Тогда поднимайся, – велел доктор, будто бы нехотя.

Я замерла в последней позе – ноги на ширине плеч, руки упираются в спинку кровати, попа приподнята, а доктор хлестал воздух – тренировался. Звук получался такой жуткий, что мне захотелось отказаться от плана, стряхнуть послепо́рочное возбуждение и лечь на живот… Нет, я сама напросилась и дойду до конца!

Ласситер осторожно постучал тростью по моей покрасневшей попе.

– Предупреждаю, будет больно, – резко заявил он. – Даю последний шанс отказаться.

– Нет, сэр, пожалуйста, – настаивала я, верная своему упрямству.

Ласситер отстранился, воздух засвистел, трость поцеловала мою попу чуть ли не с нежностью. На миг я даже подумала: «Ой, и это все?» Потом вспыхнули белые звезды адской боли, я вскочила и схватилась за набухающий рубец, пытаясь вдавить его внутрь.

– Красный! – выпалила я и, вытаращив глаза, повернулась к Ласситеру так резко, что едва шею не свернула.

– Вот, – глубокомысленно кивнул доктор. – Поверишь мне в следующий раз?

– Да, сэр, – покаянно ответила я.

– Хорошо. Теперь ложись на живот. У меня есть лосьон, который успокоит кожу. Сейчас позвоню в обслуживание номеров, тебе положено угощение.

Лосьон лосьоном, но следующие несколько дней сидеть было больно. Впрочем, роль сабмиссива мне не опротивела. Когда тоска по Чейзу сводит с ума, я по-прежнему могу обратиться к доктору. «Шесть горячих» – чудесное лекарство от тоски.

Через пару месяцев после краха моего рождественского плана я вбила себе в голову, что Чейза отпугивают мои беспорядочные связи. Как коллеги мы прекрасно ладили, явно тянулись друг к другу, Чейз оказывал мне мелкие знаки внимания – то чаем угостит, то лишний перерыв даст, то самый удобный стул, то уговорит взять отпуск. Раз мы друзья, что мешает нам стать любовниками? Моя репутация, что же еще!

Я перестала заглядывать в бар, а после работы болталась с фотоаппаратом по городским окраинам. Тем летом меня было легче найти под аркой муниципальной многоэтажки тридцатых годов, чем в постели роскошного номера. Восточные кафе с полупогасшими неоновыми вывесками заменили ресторан с мишленовскими звездами. Я скрывалась и таилась, решив стать незаметнее. Пусть меня воспринимают всерьез!

Мой дресс-код тоже изменился – юбки стали длиннее, вырезы глуше. Волосы я теперь зачесывала назад, вместо линз носила очки в прямоугольной оправе – почти как у Чейза, только женственнее. Я работала без выходных, мало красилась и еще меньше высовывалась. Трезвая, сдержанная, деликатная – теперь я не шлюха!

Боже, до чего скучно быть правильной!

Первое время Чейз удивленно на меня поглядывал, но от комментариев воздерживался. Если он засиживался допоздна, то и я непременно тоже. Когда в ресторане гасили свет, а в фойе околачивались лишь бездельники, возвращающиеся из клубов, я в сотый раз наводила порядок на стойке и вполголоса напевала: «Есть грехи пострашнее, чем с парнями гулять…» [8]

Порой к стойке подходили мои «клиенты», интересовались, как дела, просили о встрече. Сначала я отделывалась натянутой улыбочкой, а когда надоело, брякнула, что у меня половые кондиломы, – всех как ветром сдуло.

Поздней ночью в конце июля я перебирала документы и снова напевала ту песню из «Бриолина»: «Разрыдаться пред тобой – вот страшнейший из грехов…» Я глянула на кабинет Чейза и увидела его собственной персоной. Он стоял в слабоосвещенном фойе и недовольно смотрел на меня.

– Софи, уже за полночь перевалило. Почему домой не идете?

Чейз снял пиджак и ослабил узел галстука – мне он казался усталым, измученным, но потрясающе сексапильным.

Как ответить на такой вопрос?

– Хотела прибраться, – пробормотала я, раскладывая по ранжиру туристические справочники.

– Ступайте домой, – коротко велел он.

– Вы еще здесь, – отозвалась я. От собственной дерзости даже сердце забилось чуть сильнее. – Хотите, сварю вам кофе.