Князь тумана - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Мозебах cтр.№ 37

— Все идет великолепно!

Что именно шло великолепно, она не уточнила.

— Шолто знает, что я тут, у вас, и скоро нас позовет.

Лернер спросил, успеет ли он выпить чашку кофе.

— Лучше не надо, — сказала госпожа Ганхауз: Шолто, дескать, человек с причудами. Иногда заставляет людей ждать часами. Эта привычка осталась у него с колониальных времен, где времени и слуг всегда хватало с избытком, но, как только он что-нибудь придумает, все должно делаться бегом. Она рассказывала это таким тоном, как будто сообщала о забавных причудах гениального ума, похвальных слабостях истинно великого человека. — Чего мне стоило затащить его сюда!

Она повстречалась с ним в Дюссельдорфе на вокзале.

— Мы с ним дружны с незапамятных времен.

До остановки в Висбадене она уламывала его не выходить из поезда. И наконец уломала.

— Если бы я отложила наш разговор, договорилась встретиться завтра, послезавтра, через неделю в Висбадене, встреча вообще бы не состоялась. Такой уж он человек. Не признает никаких обещаний. Скользкий, как мыло. Удивительный человек, настоящий знаток своего дела! В сущности, он мой учитель. "Шолто, — говорю я ему, — вам я обязана всем". — "Мадам…" — говорит он, потому что он невероятно вежлив, джентльмен старинной закалки, понимаете.

— Так что же он сказал?

— Да я уж и не помню. Его необыкновенно заинтересовало наше дело, наш Медвежий остров…

— И что же он по этому поводу сказал?

— "Звучит неплохо!" Но с какой интонацией и с каким взглядом… Это невозможно описать! Типично английское understatement! [19] Это максимум, чего вы от него добьетесь по поводу самых невероятных вещей. Но в голове у него тем временем крутятся цифры. Ты прямо видишь, как работает там счетная машина, которая с бешеной скоростью все просчитывает.

Несколько мгновений они молчали.

— Ему, наверное, еще потребуется некоторое время. Вчера он, кажется, припозднился, — произнес Лернер, сам удивляясь своему безразличию. Внутри у него ничего не шевельнулось, ничто не сжалось и к горлу не подступил комок.

— Это было вообще изумительно! Как говорится, конец — делу венец! Я просто восхитилась, когда Александр сообщил мне по телефону, какой вы сделали замечательный ход, даже не зная еще ничего про Шолто! Тут уж я поняла, что моя взяла. Чем позже он нас позовет, тем лучше для дела. Пусть себе хорошенько отдохнет. Он тоже уже не молоденький. Да и вы, Лернер, кстати, в свои тридцать лет не юноша.

Сказать, по какому признаку она поняла, что стареет? По седине? Да нет! Седина была у нее и в двадцать пять — наследие одной из тетушек. Но она всю жизнь (тут в ее взгляде вспыхнул горячий огонь) отказывалась закрашивать седые волосы. Так вот, однажды, мол, она обратила внимание, что один волосок в бровях вдруг сильно вытянулся по сравнению с остальными и стал вроде как толще, приобретя консистенцию конского волоса, то есть стал почти как проволока. Утолщение волос на бровях — вот это и есть предвестие той перестройки организма, которая называется старением. Организм как бы сам строит себе поддерживающий корсет в виде таких утолщенных волос или, по крайней мере, пытается это сделать, ведь на самом деле эти проволочки в бровях не выполняют никакой полезной функции. Разумеется, этому процессу соответствует еще ряд внутренних изменений, одновременно происходит перестройка органов. Так, в представлении госпожи Ганхауз, на сердце появляется мозоль, которую оно заработало, непрестанно перекачивая кровь. Она у себя всегда выщипывает толстые волоски на бровях, но они снова и снова отрастают с каким-то неутомимым упорством. Она поняла, что старение означает приток новых сил — по крайней мере на первых порах, хотя потом, конечно, когда-нибудь неизбежно наступает упадок.

Сейчас, в свои пятьдесят лет, она так полна сил, как не была в двадцать, — ей требуется меньше сна, она стала выносливее, никогда не болеет и ко всему прочему еще приобрела опыт. Для нее вообще загадка, как только выживает молодежь при своей хрупкости!

Интересно, о ком она подумала при этих словах? Уж не об Александре ли, который рос под ее могучей защитой?

Когда Лернер увидит Шолто, он своими глазами убедится, какие у того кустистые брови. В чрезвычайно холеном облике Шолто они кажутся крохотным островком джунглей, как напоминание об африканских лесах, в которых он так долго прожил.

В дверь постучали. Говорящий на местном наречии коридорный, в нечистом белом переднике, сообщил, что господин Дуглас готов их принять.

В большом номере с такими же яркими, как в номере госпожи Ганхауз, расписанными цветочным орнаментом обоями (в номере Лернера обои были полосатые), возлежал на кровати Шолто Дуглас, одетый в шелковый халат, из-под которого, однако, виднелись светло-серые брюки.

Лицо у него было полное и мягкое. Если бы не описанные госпожой Ганхауз щетинистые брови, это лицо могло бы показаться женским. Руки у него были крупные и белесые, как мякиш свежевыпеченной булки; поскольку в комнате стоял поднимавшийся из пекарни запах, такое сравнение, можно сказать, носилось в воздухе.

— Мадам, — заговорил Дуглас высоким пискливым голосом со смешанной англо-французской интонацией, — вам придется извинить мне мою лежачую позу, потому что в это время дня я в вертикальном положении чувствую себя нестабильно. А вот и ваш молодой человек, который так прилежно огораживал забором белых медведей! Молодой человек, я всесторонне обдумал это дело. Моя приятельница более или менее растолковала мне состояние правовых отношений между Дюссельдорфом и Франкфуртом. Да, мадам, умения говорить у вас не отнимешь! Разумеется, в принципе нужно еще тщательно обдумать все детали, но на данный момент я могу сказать следующее: ваш Медвежий остров, а вернее, вашу долю в этом предприятии я оцениваю в сто пятьдесят тысяч марок. Таким образом, вы получаете хорошую прибыль, но и я тоже. Кроме того, мы можем обсудить вопрос о том, согласны ли вы за приличное жалованье поступить ко мне в качестве управляющего по делам этого объекта, я готов предложить вам шесть тысяч марок жалованья и шесть тысяч марок в качестве гарантированной доли в прибылях, но это мы еще успеем подсчитать на досуге.

Госпожа Ганхауз уселась на кровать, проявив величайшую смелость, как показалось Лернеру.

— Шолто! — весело начала она, положив ладонь на его руку. — Опять ты всю ночь проработал, вместо того чтобы поспать и отдохнуть.

— Я всегда работаю, мадам, — ответил он напыщенным тоном и, ласково похлопав ее руку своей свободной рукой, поднял ее и убрал от себя. — Сегодня днем я уезжаю в Висбаден. Вы с молодым человеком приедете ко мне на днях, чтобы окончательно все закрепить. Одна просьба, мадам! Вы уступаете мне на время Александра, мне нужен помощник: секретарь, valet de chambre [20] — словом, кто-нибудь, кто будет всегда под рукой.