— Congratulations!
[292]
Буржуазной идеалистической мысли! Почти то же самое, что масло масляное.
Нужна action-music
[293]
.
Вот именно. Смешать музыку с аплодисментами, криками, чиханьем и дрыганьем исполнителей.
— Ну, а как быть с Пендерецким?
[294]
Это «как быть» вывело меня из себя, грубейшим образом показав, в какое интеллектуальное отребье я превращаюсь, представляя Четвертую власть в «Радиоландии».
Как быть?
Мне было дано услышать следующие мнения, в темпе agitato con moto
[295]
.
— Весело распроститься с Бальзаком и Достоевским.
— Возможно ли теперь продолжать писать как Бальзак?
— И даже как Камю.
— Ископаемые черепахи!
— А что вы мне скажете про Осберга?
— Осберга?
— Ну да, Борхеса в интервью Набокова. Разве они не об этом говорили? Набоков сказал, что Борхес сперва его очаровал, но потом он увидел, что это один фасад без дома.
— Прекрасно, прекрасно! Ну и Набоков!
— Да, этот человек создал себе мир по своей мерке.
— Die Welt ais Wille und Vorstellung
[296]
— загадочно изрек Нене.
Тут Коко воскликнул — мол, довольно о литературе, нечего зря болтать, и, наливая себе «пайперс», сказал, что теперь надо браться за оружие. На что Пампита возразила — брось сектантство, оно, возможно, и в моде, но это величайшее заблуждение, революцию надо делать во всех областях, и как можно говорить серьезно о революции, если ты в то же время продолжаешь писать, как Камю. В этот момент кто-то похвалил Филлоя.
— Палиндромы? Это что такое? — спросил наш Башка, круглый дурак, который кроме слов вроде scrum и chukker
[297]
, ни одного не знает.
— Эх ты, балда. Это такие фразы, которые можно читать слева направо и справа налево.
Башка, poveretto
[298]
, спросил — может быть, это просто наш «весре»?
[299]
Пришлось привести ему несколько школьных примеров:
А роза упала на лапу Азора
Аргентина манит негра
Не сук вкусен
из 7000 (семи тысяч) образцов палиндромов, придуманных Филлоем в долгие часы провинциальной скуки. Я держу мировое первенство, заявил он в «Конфирмадо», и далеко превзошел (комментировал знаток этого революционного издания) беднягу Льва VI, византийского императора, едва наскребшего 27 штук. Вот так-то, презренные низкопоклонники, верящие только в иностранную продукцию. И знаете ли вы, что сейчас между дел готовит наш туземный производитель? Целую книгу-палиндром, единственную в мире, которую можно будет читать в обоих направлениях.
Надо демистифицировать литературу, сделать с литературой то, что уже проделали с пластическими искусствами, — разоблачить тупиц, которые все еще верят в персонажи и в сюжеты.
Тут Пампита вдруг спросила меня, видел ли я последнюю выставку Луисито. Вопрос застал меня врасплох, но я быстро нашелся и ответил, что опоздал: когда входил, как раз начали ремонт в галерее.
— Ремонт в галерее?
— Да, там стояли ведра с краской и лежали кучи песка.
— Ох ты, недотепа! — возмутилась она. — Это же и была экспозиция!
Чтобы замазать такой промах, я упомянул художниц Домениконе. И того хуже — оказывается, этот тип совершенно вышел из моды. Нью-йоркский воображала! Когда он явился сюда со своими неоновыми штучками, они уже никого не заинтересовали.
Вот что значит жить на отшибе. Из Байреса
[300]
даже боинг не доставит вовремя. Поэтому пройдоха Росси
[301]
послал Карлитосу из Лондона указания на адрес галереи «Ди Телья»: клади кирпич так-то и так-то.
И вот еще faux pas
[302]
, который я совершил из-за «Радиоландии». Как можно за несколько недель себе напортить! Я же говорил им, что чувствую себя отвратительно. И не в силах разгуливать по улицам Флорида и Виамонте, хотя они обезлюдели с тех пор, как на площади закрыли галерею «Ди Телья». Но что ни говори, а с нынешней авангардистской керамикой и искусством «поп» и «кэмп» получается, что все вокруг художники, и даже толстуха Вильяфанье с ее задом на дюжину персон прислала мне недавно приглашение на вернисаж. Верни — что? А я-то всегда знал ее как страстную любительницу разведения пуделей и решил, что она прислала мне приглашение на выставку собак. Ну и сюрприз! Теперь она мастерит головоломки из керамики и хромированной проволоки, и вступительное слово произнес Поличо, сказав, что во многих произведениях ей удалось создать атмосферу, не лишенную поэтичности.
Но тут Чарли, который в последнее время увлекся возвратом к brave homme sauvage
[303]
, сказал — хватит морочить мне голову, вся современная живопись изобретение нью-йоркских евреев: молодчик, фабрикующий эту пачкотню, зовется Лихтенштейн, некто по фамилии Гринберг делает ему рекламу в журнале, издаваемом Солом Каплански, и в конце концов эти шедевры покупает Давид Голденберг, король пружинных матрасов, по наущению своей дочки Ребекки, вышедшей замуж за Бена Кулиговски, преподающего историю искусств в Сити-Колледже. Тут как в шестереночном механизме — каждая шестеренка зацепляет другую.
Пампита взорвалась — антисемитизм ей ненавистен.
Однако Нене заявил, что, двигаясь влево, вполне можно стать антисемитом, — подобно тому, как Гроссо
[304]
говорит, что Колумб, направляясь на запад, прибыл на восток. Не знаю, понятно ли, — ну вот, к примеру, история с палестинцами. Теперь ты можешь снова доставить себе удовольствие поносить евреев, защищая арабских революционеров, вроде кувейтского эмира, единственного марксиста, осуществившего мечту о собственной пустыне, пропитанной нефтью.