Сабато поднялся, собираясь уйти. «Мне надо с тобой поговорить», — холодно сказал он Бебе.
Он вышел. Беба за ним, ухватив его под руку. Пусть не слишком задается, не важничает.
— Я не важничаю! — воскликнул он, когда они оказались в другой комнате. — Речь идет о Марсело, я тебе уже говорил.
— Когда говорил?
— Как только пришел. Но ты ничего не слышишь, стоит появиться этому шуту.
Ночной воздух ободрил его,
в этом морозном воздухе было что-то особенно чистое.
Нынче похолодало
на небе много звезд
мы плывем по течению.
Прошу вас (если кто-то прочтет эти строки)
произнести вслух слова что были нашими именами.
Я расскажу вам все чему мы научились.
Я расскажу вам все.
Он медленно шел к площади Булонь-Сюр-Мер,
как вдруг услышал позади себя, что Беба его зовет: «Послушай, погоди же!»
Нет, Марсело ушел уже давно.
Нет, никто не знает, как он живет.
Все очень сложно, ты же знаешь, он никогда ни с кем не разговаривает.
Она умолкла, глядя на него с печалью, это уже была не та задорная Беба прежних времен или, по крайней мере, других мест. Недавних пор, чтобы далеко не ходить.
— Мне необходимо с ним встретиться.
Хорошо, она ему скажет, когда он появится или когда позвонит по телефону.
Нет, она не знает, где он может жить с тех пор, как ушел из своей комнаты, забрав вещи.
Ей страшно.
Страшно? Чего она боится?
Она не знает. Однажды у него в комнате был парень странного вида.
С. подумал о парне на собрании — невысокий, темноволосый, очень бедно одетый?
Да, верно.
У нее, у Бебы, осталось странное впечатление.
Какое?
Что этот парень партизан.
Почему?
Ну, было такое впечатление. Так, мелкие признаки.
Но ведь Марсело не из тех, кто может состоять в организации партизан, объяснил ей Сабато. Может ли она вообразить, что он кого-то убивает, носит при себе пистолет?
Нет, конечно же, нет. Но он может делать что-нибудь другое.
Что — другое?
Помогать тому, кто в опасности, например. Прятать его. Что-нибудь в этом роде.
Едва Сабато вышел,
как Кике поднял глаза и воздел руки к небу в знак благодарности.
— Ну ладно, рассказывай дальше о пересадках.
— Ох, и любите вы анекдоты, пересмешницы. Но я человек больших идей. Приведу вам поучительный пример:
Подыхает молодой негр Джеффереон Делано Смит, и его сердце пересаживают шахтеру Джону Шварцеру, который с этого момента будет носить фамилию Шварцер-Смит, иначе юридическая наука сущее дерьмо. Для второй фамилии, правда, можно применить более мелкий шрифт: ШВАРЦЕР-Смит, — в соответствии с объемом, который она занимает в туловище упомянутого шахтера. Ensuite
[179]
этот род кардиального кентавра получает искусственную почку Нэнси Гендерсон, и его фамилия становится Шварцер-Смит-Гендерсон с небольшим изменением пола, который может фигурировать в документах как МУЖСКОЙ-женский. Puis
[180]
пересаживают печень обезьяны (небольшое изменение в зоологическом статусе).
Ой, Кике!..
Тихо! Роговица сеньора Ника Минелли, владельца пиццадрагстор на улице Даллас в Толедо, штат Огайо (небольшое изменение не только в фамилии, но также в занятии и indirizzo
[181]
), метр двадцать сантиметров кишок мясника Ральфа Каванага из Трурокса, штат Массачусетс (новое изменение indirizzo и рода занятий), поджелудочная железа бейсболиста Джо ди Пьетро из Бруклина
гипофиз экс-профессора Сола Шапиро из «Дайан мемориал хоспитал» в Нью-Джерси
пясть Сеймура Саливена Джонса, — служащего фирмы «Кока-Кола» в Цинциннати.
В дальнейшем изначальный шахтер Шварцер, которого для простоты уже называем мистер Джон Шварцер-Смит и К° Инк., претерпевает:
пересадку яичника сеньориты Джеральдины Даниельсон из Буффало, штат Оклахома, на основании сенсационного открытия профессора Моше Гольденберга из университета Пало-Альто, штат Калифорния, доказавшего, что пересадка яичника в тело мужчины (или же тестикула в тело женщины) это единственный способ, начиная с известного возраста (а компания Шварцер-Смит уже достигла 172 лет), усилить рефлексы артериол головного мозга без его пересадки, которая в настоящее время не считается необходимой.
— Но послушай меня, Кике.
— Cazzo di niente!
[182]
Вследствие осложнений, которые вызывает эта пересадка, начиная со второго года, компания «Шварцер-Смит» принимается развивать свой бюст и желает — в доказательство чудесного омоложения, достигнутого новой пересадкой, — завязать, как говорится, интимные отношения с компанией «Дюпон» из штата Огайо. Для чего выражает желание, а затем и требование трансплантации матки мисс Кристины Микельсон, скончавшейся в результате пересадки (неудачной) надпочечника в плохом состоянии.
По причине отказа семьи Микельсон, придерживающейся суровых убеждений Новой баптистской церкви Третьего Дня, в тело организации Шварцер-Смит вводится орган из терилена, изготовленного ad hoc
[183]
авторитетной «Пластико-опотерапик интернейшнл К°» по размерам, требующимся для сеньора или компании, корпорации, «Дюпон». Благодаря положительным результатам становится возможен союз двух корпораций, mariage de raison
[184]
, если угодно, который празднуется с впечатляющей индустриальной и религиозной церемонией в храме реформированной Христианской науки, в небольшом городке Прага, штат Иллинойс, где первая из двух упомянутых компаний владеет главным пакетом акций фабрики «Кока-Кола», пакетом, который достался ей как часть наследства благодаря прививке поджелудочной железы мистера Д. Д. Паркинсона, уважаемого и безвременно почившего экс-президента предприятия в штате Иллинойс.
Все это имеет столь же положительный аспект с точки зрения Прогресса Науки и Технологии, сколь волнующе с точки зрения Американской Демократии, ибо позволило примитивному чурбану, каким был шахтер Джон Шварцер, благодаря внутренностям в хорошем состоянии подняться до поста президента всемирно уважаемого предприятия и от грубого характера простого самца перейти в утонченнейшую категорию унисекса и анонимной компании. Ныне его организм позволяет ему при желании потрясать своих отсталых товарищей прикидом che te la voglio dire
[185]
, по рисунку не кого-нибудь, а самого Руди Монокини Гернрейха, истинно сенсационном даже в высшем свете или в сугубо мужской компании (по случаю праздника или какому другому) на Севил-Роуд.