Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - читать онлайн книгу. Автор: Александр Богданович cтр.№ 3

Зрелище этого мощного военного потока и первые победоносные реляции с фронта ни у кого не оставляли сомнений в том, что войска империи успешно громят российскую армию и этим вершат судьбу мировой войны.

Неожиданно по городу разнесся слух: «Пленных ведут!» Толпы людей хлынули на улицы взглянуть своими глазами на существ, которые осмелились с оружием в руках выступить против Австрии и теперь «сжигают села и города, насилуют женщин, отрезают пленным уши и языки, пронзают пиками детей».

Российские пленные, с изможденными лицами, грязные и потные, медленно двигались по улицам города. Их вид не вызывал ничего, кроме сочувствия, но возбужденная толпа встретила их оскорбительными выкриками, плевками и даже палками и камнями.

Эмоции явно перехлестывали через край, и комендант города на следующий день в своем очередном указе вынужден был признать, что поведение горожан в отношении пленных «не соответствует культурному народу и выходит за рамки международного права».

Патриотический психоз населения еще некоторое время поддерживался сводками с фронта об очередных победах австро-венгерских войск и огромных потерях русских, однако живые проявления военного времени на улицах города исподволь меняли настроения горожан и заставляли задуматься, настолько ли близка победа.

Парадная форма военных сменилась полевой. Госпитали, школы, гимназии и монастыри все больше заполнялись ранеными. Новобранцы и ополченцы уже не обещали родным при расставании встретить Рождество дома. Вскоре был введен комендантский час, и населению предписывалось сдать все имеющееся оружие. Закрылись питейные заведения, а также все русские организации и издательства.

Город все больше охватывали хаос и неразбериха. Обезумев от легкой наживы и безнаказанности, расплодившиеся как грибы преступные банды средь бела дня грабили магазины, склады и случайных прохожих, опустошали оставленные владельцами дома и квартиры.

Тягостное впечатление производили курсирующие между вокзалом и городскими госпиталями трамвайные платформы с ранеными. И совсем удручающе выглядели позаимствованные у мебельной фабрики Тушинского огромные повозки в четыре вола, на которых в места захоронений вывозились трупы.

Вскоре уже небезопасным стало пересказывать новости и обмениваться мнениями о происходящем. Не редкостью стали публичные казни без суда и следствия пойманных шпионов и дезертиров. Началась активная охота за всеми, кто когда-либо проявлял симпатии к России и православной вере. За донос на русофила, тысячи которых уже заполнили львовские тюрьмы, власти сулили вознаграждение от пятидесяти до пятисот крон. Чтобы угодить в тюрьму или концентрационные лагеря Терезин и Талергоф, достаточно было признать родным русский язык, хранить русские книги или иконы или даже в прошлом совершить поездку в Россию или на Украину.

Мрачные предчувствия усилились, когда население стало привлекаться к возведению оборонительных валов, рытью окопов и вырубке леса в районе Брюховичи и Дубляны [4] .

С востока стала доноситься пушечная канонада, в городе появились первые беженцы, а в небе закружили вражеские аэропланы, по которым жандармы стреляли из карабинов.

Двадцать седьмого августа во Львове случилась паника. Рейд кавалерийских разъездов генерала Щербачева в окрестностях Львова породил слух о вступлении русских в город и жестокой расправе казаков над мирным населением. В один миг улицы города от костела Святого Антония до привокзальной площади превратились в скопище обезумевших от страха людей, доверху загруженных пожитками автомобилей, повозок, фур и трамваев, пеших и конных, безоружных и вооруженных рекрутов и раненых из госпиталя в окровавленных повязках и на костылях. С грохотом закрывались ставни магазинов и лавок.

Это массовое безумие сопровождалось неистовыми криками: «Москали! Стреляют! Утекайте!», призывами о помощи, воплями женщин и криком детей, звучными ударами кнутов, злобной руганью возниц и водителей, выстрелами в воздух жандармов, безуспешно пытавшихся навести порядок.

Паника продолжалась более четырех часов, однако казаки так и не появились, и горожане стали возвращаться домой.

Львов снова погрузился в состояние томительного ожидания смертельной опасности, так знакомой ему со времен татарских набегов, бунтов Хмельницкого и интервенции шведов.

Советник Львовского городского магистрата профессор Станислав Червинский вышел из своего особняка на Кохановского и уверенной походкой, отличающей солидного чиновника от заурядного служащего, направился к трамвайной остановке. Он спешил в ратушу, где в пять часов пополудни должно было состояться заседание магистрата накануне ожидаемого вступления в город российских войск.

Для поездок на службу и по личным делам в распоряжении советника всегда был служебный автомобиль зятя – чиновника краевого отдела. Но вот уже неделя, как тот со всем отделом эвакуировался в Криницы [5] . Червинский решил ехать в магистрат на трамвае, чтобы собственными глазами взглянуть на происходящее сейчас на улицах города.

Большая часть служащих государственных учреждений, владельцы банков, фабрик, домов, магазинов и прочие состоятельные граждане города уже успели перебраться с семьями в Краков и Вену.

Советник остался в городе из-за жены, которая еще не оправилась после тяжелой болезни. Кроме того, у него было стойкое ощущение, что все происходящее – это ненадолго и войска кайзера уже завтра соберутся с силами и отвоюют утраченное. Вместе с ним остались и его дочери – Елена и Анна, не пожелавшие оставить родителей одних. Восемнадцатилетний сын Павел в первые дни мобилизации записался в стрелецкие дружины, с которыми отбыл в сторону Кракова.

В трамвае советник занял место рядом с пожилым господином в котелке с тростью, у которого и поинтересовался стоимостью проездного билета.

– Откуда я могу знать, – раздраженно ответил тот, – неделю назад была марка двадцать два геллера. Сейчас такой хаос, с каждым днем все дорожает…

Трамвай резко дернулся и медленно пополз по улице Святого Петра и Павла [6] мимо Лычаковского кладбища.

– Cholera jasna! [7] – вскрикнула полная дама. – Он что, дрова везет?

– Made spokuj [8] , пусть пани благодарит Бога, что вообще едет, – прикрикнул на нее мужчина с военной выправкой, – весь трамвайный парк призван в войско! Трамваи теперь водят волонтеры из Политехники [9] .