— Конечно, я не могу перерыть весь сад. Ладно. Пойдемте со мной.
Он ведет нас в лес, к большой яме, около которой мы нашли труп. Трупа больше нет. Полицейский спрашивает:
— Вы здесь уже были?
— Нет. Никогда. Мы бы побоялись зайти так далеко.
— Вы никогда не видели ни этой ямы, ни мертвого солдата?
— Нет, никогда.
— Когда нашли мертвого солдата, у него не было винтовки, патронов и гранат.
Мы говорим:
— Должно быть, это был очень рассеянный и небрежный солдат, раз он потерял такие необходимые для военного вещи.
Полицейский говорит:
— Он их не потерял. Их у него украли после смерти. Вы часто бываете в лесу, что вы можете сказать по этому поводу?
— Ничего.
— Однако кто-то же взял у него винтовку, патроны и гранаты.
Мы говорим:
— Кто бы посмел тронуть такие опасные вещи?
Допрос
Мы в кабинете полицейского. Он садится за стол, мы остаемся стоять перед ним. Полицейский достает бумагу и карандаш. Он закуривает. Он задает нам вопросы:
— Когда вы познакомились со служанкой приходского дома?
— Весной.
— Где вы с ней познакомились?
— У Бабушки. Она пришла за картошкой.
— Вы снабжаете приходский дом дровами. Сколько вам за это платят?
— Нисколько. Мы приносим в приходский дом дрова за то, что служанка стирает нам белье.
— Она хорошо с вами обращается?
— Очень хорошо. Она делает нам тартинки, стрижет нам ногти и волосы, готовит нам ванну.
— Словом, она вам как мать. А господин кюре хорошо с вами обращается?
— Очень хорошо. Он дает нам книги и учит нас многим вещам.
— Когда вы в последний раз приносили дрова в приходский дом?
— Пять дней назад. Во вторник утром.
Полицейский ходит по комнате. Он задергивает шторы и зажигает настольную лампу, берет два стула и усаживает нас. Он направляет свет от лампы нам в лицо:
— Вы очень любите служанку?
— Да, очень.
— Вы знаете, что с ней произошло?
— С ней что-то произошло?
— Да. Ужасный случай. Сегодня утром, как обычно, она стала разжигать огонь, и кухонная плита взорвалась. Прямо перед ней. Служанка в больнице.
Полицейский останавливается, мы молчим. Он говорит:
— Вы молчите? Мы говорим:
— Если что-то взрывается прямо перед человеком, то он обязательно попадает в больницу, а иногда и в морг. Счастье, что она не погибла.
— Она обезображена на всю жизнь!
Мы молчим. Полицейский тоже. Он смотрит на нас. Мы смотрим на него. Он говорит:
— Вы не особенно расстроены.
— Мы рады, что она жива. После такого несчастного случая!
— Это не несчастный случай. Кто-то сунул взрывчатку в дрова. Патрон от армейской винтовки. Найдена гильза.
Мы спрашиваем:
— Зачем было кому-то так поступать?
— Чтобы убить ее. Ее или господина кюре.
Мы говорим:
— Люди жестоки. Им нравится убивать. Война приучила их к этому. А взрывчатка валяется повсюду.
Полицейский начинает кричать:
— Перестаньте прикидываться! Это вы носите в приходский дом дрова! Это вы целые дни шляетесь по лесу! Это вы обшариваете трупы! Вы на все способны! У вас это в крови! У вашей Бабки тоже убийство на совести. Она отравила своего мужа. Она действует ядом, а вы взрывчаткой! Признавайтесь, гаденыши! Признавайтесь! Это вы!
Мы говорим:
— Не мы одни поставляем дрова в приходский дом.
Он говорит:
— Это правда. Есть еще старик. Я его уже допросил.
Мы говорим:
— Кто угодно может спрятать патрон в вязанке дров.
— Да, но кто угодно не имеет патронов! Плевать мне на вашу служанку! Мне надо знать, где патроны! Где гранаты? Где винтовка? Старик во всем признался. Я так его допросил, что он во всем признался. Но он не смог показать, где патроны, гранаты, винтовка. Преступник не он. А вы! Вы знаете, где патроны, гранаты, винтовка. Вы знаете и вы мне скажете!
Мы не отвечаем. Полицейский бьет нас. Двумя руками. Направо и налево. У нас течет кровь из носа и изо рта.
— Признавайтесь!
Мы молчим. Он бледнеет и снова и снова наносит удары. Мы падаем со стульев. Он бьет нас ногами по ребрам, по почкам, по животу.
— Признавайтесь! Признавайтесь! Это вы! Признавайтесь!
Мы уже не в состоянии открыть глаза. Мы ничего не слышим. Наше тело покрыто потом, кровью, мочой, экскрементами. Мы теряем сознание.
В тюрьме
Мы лежим в камере на земляном полу. Сквозь окошко с железными прутьями проникает немного света. Но мы не знаем, который час, и даже не знаем, утро сейчас или вечер.
У нас все болит. От малейшего движения мы снова теряем сознание. Перед глазами у нас туман, в ушах шумит, в голове какой-то звон. Нам ужасно хочется пить, во рту пересохло.
Так проходят часы. Мы не разговариваем. Потом входит полицейский, он спрашивает:
— Вам что-нибудь нужно?
Мы говорим:
— Пить.
— Скажите. Признайтесь. И вам будет питье, еда, все, что захотите.
Мы не отвечаем. Он спрашивает:
— Дедушка, хотите есть?
Никто ему не отвечает. Он выходит. Мы понимаем, что в камере не одни. Осторожно мы приподнимаем голову и видим, что в углу, скорчившись, лежит старик. Потихоньку подползаем ближе и дотрагиваемся до него. Он твердый и холодный. По-прежнему ползком мы возвращаемся на свое место возле двери.
Когда совсем темнеет, опять приходит полицейский с карманным фонариком. Он светит на старика и говорит:
— Спите крепко. Завтра утром пойдете домой.
Он по очереди светит нам в лица:
— Ничего не хотите сказать? Мне все равно. У меня много времени. Или вы заговорите, или подохнете здесь.
Поздно ночью дверь снова открывается. Входят полицейский, денщик и иностранный офицер. Офицер наклоняется к нам. Он говорит денщику:
— Позвоните на базу, вызовите «скорую помощь»!
Денщик уходит. Офицер осматривает старика. Он говорит:
— Его забили насмерть!
Он оборачивается к полицейскому: