— Все ведь может случиться. Сам знаешь, как прут немцы! Говорят, они уже подошли к Ржеву. Да и папу все время бомбят.
— Нас тут тоже бомбят. На то война! — резонно возразил Тёма.
— Ну что же, давай, братик, на всякий случай попрощаемся!
Она порывисто обняла его и крепко поцеловала. Потом подошла проститься к матери. Раздалась команда, и комсомольский отряд из бывших десятиклассников вытянулся в разношерстную колонну. Очень грустно было видеть всегда красиво и опрятно одетую Лелю в мешковатых спортивных шароварах и старой маминой куртке, которая была ей явно велика. Да и остальные выглядели не лучше.
Появилось школьное и комсомольское начальство, были произнесены надлежащие патриотические речи, и колонна двинулась к ожидавшим ее грузовым автомашинам. Послышался чей-то материнский плач. В колонне многие крепились изо всех сил, чтобы тоже не зарыдать, и было видно, как по щекам у девушек катятся слезы.
Ведь и правда, никто не знал, удастся ли им увидеться вновь!
* * *
Вскоре пришлось провожать в дальний путь Инну. С Тёминой помощью, она перевезла бабушку Веру к ним на Покровку, поселив в маленькой комнатке, которую раньше занимала Леля. И произошло это не из-за бомбардировок, а совсем по другой причине.
Молодая и красивая тетя Инна была любимицей матери. Она успешно окончила институт связи, получив диплом с отличием, и была принята в аспирантуру. Живая и остроумная, была душою компании, прекрасно играя на пианино и по слуху легко подбирая все модные мелодии. В совершенстве владела английским. Ее приняли в партию, перед ней открывалась блестящая научная карьера, но она неожиданно выбрала совсем иной жизненный путь.
— Не могу понять, Инночка, — допытывалась Анна Михеевна. — Почему ты бросила аспирантуру? Все говорили, что ты быстро защитишь диссертацию и пророчили тебе большое будущее. Только не лукавь, что тебя обязали по партийной линии!
— Это правда: мне в парткоме настойчиво предложили эту работу, так как хорошо знаю английский. Ты сама виновата, раз научила меня по-английски разговаривать, — шутливо упрекнула ее Инна. — Но если по-честному, то, конечно, я могла от нее отмотаться, — уже серьезно призналась она сестре. — Просто так сложились мои обстоятельства. Уж очень противно было, — досадливо поморщилась Инна. — Мой руководитель, старый козел, вполне откровенно ко мне лез и дал понять, что без этого, — она брезгливо поморщилась, — моя научная карьера не состоится. Он хоть и похотливый старикашка, но большой ученый, и в нашей области его слово — закон!
— Да уж! Теперь все ясно. Но почему ты согласилась на работу, не связанную со своей специальностью?
— Ну, положим, моя специальность — ходовая и еще может пригодиться. Но то, чем я сейчас занимаюсь, намного интереснее, — увлеченно объяснила Инна и не удержалась от пафоса: — А главное, сейчас это важнее для нашей победы. — Она немного помолчала, как бы решая, стоит ли посвящать сестру, но все же открыла суть своей новой работы.
— Если ты думаешь, что я — простая переводчица у секретаря австралийской миссии Генри Уилсона, то ошибаешься. Меня направили туда в качестве референта по связям с правительственными органами: моя задача — обеспечить, чтобы они были самыми дружественными.
— Но надеюсь, не любовными? — полушутя спросила Анна Михеевна, пытливо взглянув на сестру. — Это же не входит в твое партийное задание?
— Почему бы нет? — улыбнулась ей Инна. — Я свободная женщина, и мой новый шеф, Генри Уилсон, еще молод и очень даже интересный мужчина. Если полюбит меня, полюбит и нашу страну! — Видимо, Инна решила просветить сестру. — Сейчас происходят очень важные события: оформляется наш союз с западными странами. Наконец-то они поняли, что им без нас фашизм не победить. Даже премьер-министр Англии Черчилль, лютый враг советской России, — она усмехнулась, — шлет сейчас Сталину дружеские письма с предложениями о взаимопомощи. Старый лис отлично сознает: если Гитлеру удастся нас одолеть, то и им конец!
— Понимаю, — кивнула Анна Михеевна и, опасливо взглянув на сестру, спросила: — У тебя, наверное, взяли подписку — обо всем, что делают австралийцы, сообщать куда надо? Неужто, Инночка, ты стала, — не удержавшись, она поморщилась, — сексотом?
— На то и заводят секретных агентов, чтобы о них никто не знал, — отшутилась Инна. — Но в одном можешь не сомневаться: если я в Генри не разочаруюсь, то скорее укачу в далекую Австралию, чем буду на него стучать!
— Неужели у тебя уже… с ним, — Анна Михеевна не хотел верить тому, что услышала, — да так быстро? Австралия же на краю света, и этот Уилсон наверняка женат. Что ты о нем знаешь?
— Почти ничего, кроме главного: это мой мужчина! — с веселой небрежностью отрезала Инна. — Надеюсь, ты не станешь меня воспитывать, Анечка? Я ведь уже большая девочка.
Такой решительный отпор возымел действие, и старшая сестра оставила все попытки ее образумить. Вскоре Тёма воочию убедился, что его тетя «спуталась» с иностранцем. Хотя бабушка Вера жила вместе с ними, Инна по-прежнему ночевала у себя на Чистых прудах, а на Покровку приходила, чтобы помочь лишь вечером, после работы. Как-то утром Анна Михеевна послала к ней Тёму за лекарством для бабушки. Тогда-то он и обнаружил там австралийского дипломата. Тот был в полосатой пижаме, и смятая постель красноречиво свидетельствовала о том, что он провел здесь целую ночь.
Генри Уилсон был высок и по-спортивному подтянут. Его нельзя было назвать красивым, он был длинноносым очкариком, и в мелко вьющихся рыжеватых волосах просвечивала большая лысина. И все же он располагал к себе с первого взгляда всем своим добродушным видом, веселым взглядом и широкой белозубой улыбкой.
Тёме Генри понравился бы, если бы связь наших граждан с иностранцами не считалась в то время такой предосудительной. Он сухо поздоровался с новым ухажером Инны и, получив лекарство, тут же ретировался. Ему очень хотелось высказать тетке протест, но, не зная, как это сделать — то ли прямо в лицо, то ли с помощью матери, — Тёма тянул, пока все не решилось само собой. Австралийскую миссию, вслед за правительством, перевели в Куйбышев, и они надолго расстались с его грешной тетей.
* * *
Совершенно неожиданно, без предупреждения, домой прибыл отец. Сергей Ильич получил новое назначение — начальником фронтового эвакогоспиталя, и несколько дней ему предстояло решать организационные вопросы. Этим он занимался с утра до позднего вечера, но, когда приходил домой, они с Анной Михеевной еще долго с тревогой обсуждали сложившееся положение. А волноваться было из-за чего.
— Какие меры ни принимаем, а немцы все прут и прут. Правда, у Можайска их удалось задержать, но надолго ли? У них все еще большое превосходство. Ты и не представляешь, Анечка, какие мы несем потери. Сколько уже народу погибло! Скорее бы наступила зима!
— Это почему? — не поняла его жена. — Что может изменить зима?
— Когда выпадет снег и грянут морозы, нашим станет полегче, — убежденно сказал Сергей Ильич. — Мы ведь к этому привыкли, а вот немцам воевать в таких условиях будет плохо. Завязнут они в нашем бездорожье и сугробах! Что с Лелей? — Он помолчал. — Не хотел тебе говорить, но и молчать не могу. Давно получала от нее весточку?