— Ну… — сказала она с неопределенным вздохом, — сейчас все равно рано об этом говорить, пока все не уляжется, правда?
— Нет.
Я не мог думать о переезде сейчас. Я был уверен, что мой план с оттягиванием чартерстоунской продажи сработает, но не надеялся, что Линдси захочет слышать о нем.
— Ты же сделаешь то, чего они от тебя хотят? — спросила она, повернувшись ко мне той стороной лица, где алела свежая ссадина. Я не мог сказать ни «да», ни «нет».
— Пока я не вижу другого пути, — уклончиво выразился я. Лгать нехорошо, но подобная уклончивая ложь все же лучше явной. Я не мог обещать ей, что капитулирую, в то самое время, когда собирался, открыто принять бой.
— О боже, — с улыбкой произнесла она. Я был удостоен поцелуя. — Пойдем спать.
Я помог ей подняться, и рука об руку мы направились в спальню, ни дать ни взять — счастливые молодожены, отвалившиеся от свадебного стола. С поцелуем уложив ее в постель, я отправился чистить зубы.
Нижние моляры пожелтели от табака, и я занялся резцами в тот момент, когда Линдси завопила так, будто ее снова ударили.
— В чем дело? — ответно заорал я, брызгая во все стороны «Колгейтом».
— Твоя собака! Она треплет мою одежду!
Действительно, так оно и оказалось. Пучок бросил на меня дерзкий взгляд из-за плеча, и рыло у него было на самом деле в пушку — точнее, в ошметках того, что раньше представляло собой кашемировый свитер Линдси.
18 СОБСТВЕННОСТЬ И ЕЕ ЦЕННОСТЬ
Само собой, я страшно разозлился на Пучка, и на следующий день, когда мы выехали к миссис Кэдуоллер-Бофорт, между нами не было оживленного общения.
Машина, временами буксуя, временами подпрыгивая на ухабах, пробиралась по проселочным дорогам. Пес сидел на заднем сиденье, прикусив язык, как замороженный, и лишь однажды сорвался, приметив зайца и пролаяв в окно:
— Эй ты, ушастый бездельник!
Я собирался сегодня же покончить с миссис Кэдуоллер-Бофорт — в смысле с этой сделкой, за которую взялся, чтобы навлечь на себя столько неприятностей. Я решил отказаться от участия в продаже Чартерстауна, однако по непонятной мне самому причине все же прихватил с собой бланки контракта.
На какой такой случай? Этого я не знал, но все необходимые документы были у меня при себе. Возможно, я подсознательно не терял надежды как-нибудь выкрутиться. Я не собирался продавать ее поместье, но, вероятно, где-то в глубине души допускал возможность, что что-нибудь заставит меня изменить свое решение. Так что, скорее всего, на меня давило подсознание, а также тот факт, что я проснулся посреди ночи от собственного крика.
Несмотря на установившиеся между нами натянутые отношения, мы с Пучком общались, правда, холодно и отчужденно.
— Ты же видел сам, до чего ее довел. Мало ей было того, что ее в этот день какой-то негодяй ударил по лицу, а ты… как ты мог, дурная ты псина, — увещевал я его по дороге.
Пучок же в это время увидел за окном что-то настолько интересное, что целиком и полностью отдался созерцанию.
— Ты слышишь?
— Да.
— Зачем ты это сделал?
Пучок не отвечал, как будто размышляя о более высоких материях, чем кашемировые свитера.
— Получишь ты у меня теперь печенья у миссис Кэдуоллер-Бофорт! — посулил я. — Так и знай: больше никаких сладостей, пока ты не объяснишь, за что преследуешь Линдси.
— Я не могу жить без печенья, — пожаловался пес, — я не выживу. — Он трепетал от одной мысли об этом, как увольняемый, которому сказали, что отработка не обязательна, и он может покинуть рабочее место хоть завтра.
— Ты плохой пес, очень плохой, потому что доводишь до истерики человека, который находится в состоянии стресса.
— А если я сам нахожусь в состоянии стресса? — спросил пес.
— Что? Ты? Какой у тебя может быть стресс?
— Никакой! — отрезал он. Я заметил, что Пучок вожделенно посматривает на коричневый бумажный пакет с завтраком.
— И туда можешь не смотреть, — мстительно добавил я.
Пес отвернулся.
— Но я получу? — вырвалось у него.
— Я же сказал, ни крошки, пока не объяснишь свое поведение.
Пучок тяжко засопел.
— Опять насилие. Мало его было за последние дни?
После этого резюме мы опять ехали в полном молчании, пока вдали не показались ворота поместья миссис Кэдуоллер-Бофорт.
— Надеюсь на твое благоразумие хотя бы здесь, — сказал я, перед тем как выйти из машины. — Если ты мне еще сорвешь работу с клиентом…
— Мы же профессионалы. Я никогда не смешивал личные разногласия с работой, — поспешил успокоить меня Пучок. — Кстати, постарайтесь и вы сами произвести на нее благоприятное впечатление.
— Не понял?
— Вам надо привести себя в порядок, прежде чем идти к ней. Может, у нее и не слишком хорошее зрение, но сознание того, что вы хорошо выглядите, поможет вам произвести благоприятное впечатление на клиента. Это известно каждому профессионалу.
— Что-то ты разговорился. Кто из нас, в конце концов, агент по недвижимости?
Он пораженно посмотрел на меня:
— А с чего бы тогда я оказался здесь? Мы служим следопытами, охотниками, миноискателями, охранниками и поводырями и… кем мы только не служим, даже смертниками. На нас проводят опыты, проверяют лекарства, нас запускают в космос. Неужели вы думаете, что при такой широкой специализации собака не способна справиться с работой риэлтера? Мой дядюшка, например, сделал головокружительную карьеру, поднявшись от полицейской собаки до судейской.
— Ладно, ладно, — отмахнулся я, не испытывая желания с ним спорить. — Договорились. Ты будешь собакой-агентом, если так хочешь.
— Согласен. Но мы не обсудили размер моего вознаграждения.
— Банка собачьих консервов в день устроит?
— По рукам! — азартно воскликнул пес. — И печенье или его эквивалент при каждой успешной продаже.
— И штраф с вычетом из жалованья за испорченный кашемировый свитер? — уточнил я.
Линдси хотела новый свитер и считала, что будет справедливо удержать его стоимость из собачьего пайка. Так, экономя по 25 пенсов в день, пришлось бы урезать его рацион вполовину в течение года.
— Пусть знает в следующий раз. — Линдси была настроена категорично.
По мне, так из неприятностей, свалившихся на нас в этот день, кашемировый свитер был самой пустяковой, не правда ли?
К тому же Линдси настаивала на том, что собака должна ночевать на улице, но я запер его на кухне. Позже, когда она заснула, я притащил Пучку спальную корзинку и увидел, как сверкнули в темноте его глаза, когда их коснулся луч света, пробившийся сквозь открытую дверь. Я потрепал его по голове и спросил, зачем он вытворяет такие номера, но он был безгласен, как самый обыкновенный пес.