Вечером все мы встречаемся в другом клубе. Сегодня здесь выступает Ванька со своей группой. Этот клуб посолидней вчерашнего: официанты в белых пиджаках, большинство посетителей — в костюмах, при галстуках, дамы в вечерних туалетах. Все мои новые знакомые тоже в костюмах. Лена в декольтированном наряде. Только я и Макар одеты по-вчерашнему. И его спортивный костюм притягивает недоуменный взгляды сидящих за соседними столиками.
— Удивляюсь, как тебя впустили. Здесь же «фейс-контроль», — говорит Фил.
Причёсанный, в пиджаке — он совсем не похож на себя утреннего.
— А тут в охране свои пацаны, — равнодушно бросает Макар, доставая сигарету из пачки.
Его жена, извинившись, берет сумочку и идет «попудрить носик». Скоро начнут играть музыканты. В клуб входит новая парочка. Макар кивает в их сторону:
— Никак не могу понять, как это Светка с этим мутантом живет.
Все смотрят на «Светку с мутантом». Хихикают. Фил говорит:
— Тут половина людей в зале сейчас думают то же самое о тебе и Ленке.
— Чего?
— Она вон, блин, красавица. А ты гопник в «адидасовском» костюме…
— И что?
— Ничего… Светкин мутант вон хотя бы в пиджаке от «Валентино» и в туфлях начищенных. Привел вот, видишь, Светку джаз послушать… Культурная программа…
Макар затянулся, выпустил дым:
— А я сейчас что делаю, по-твоему?
Фил пожал плечами. Макар посмотрел в сторону сцены, сделал ещё одну затяжку. Снова повернулся к Филу:
— Понимаешь, дорогой Филипп, — произнес он, — этот утырок носит костюм «от Валентино» и слушает джаз не потому, что это ему особенно нравится. Так надо, потому что «так» — делают все в его круге… На самом деле он бы с радостью ходил с небритой мордой и коричневым пятном на трусах… От плохо вытертой задницы… Его джаз и разговоры об искусстве — маскировка. Он носит костюм от «Валентино», а я от «Ади Даслера», ясно? Мой «адидас», татуировки и причёска — знак своим и врагам. Это я. Мне нечего скрывать. Я такой, какой я есть… И именно поэтому…
Макар затянулся и выпустил клуб дыма в лицо Филу:
— Именно поэтому Ленка — со мной.
Фил промолчал. Зато вставил своё слово Сид:
— Иногда вместе оказываются достаточно разные люди… Это я не про вас с Ленкой, Макар… Вот. У меня есть одна знакомая пара. Она романтическая девушка из приличной семьи. Балерина в Большом. В основном составе… «Лебединое озеро», «Щелкунчик», гастроли в Европе… Все дела, короче…
Сид хлебнул пива.
— А он — её избранник — мелкий дилер, торгующий марихуаной. Реально мелкий: продает на районе «ганж» в розницу. За полтину штакет, пять ядерных ракет. Шестерка на побегушках… Ни денег особых… Ни ума. Хули она, вот, в нём нашла, а? Неизвестно…
Все промолчали. На сцене появились музыканты, стали настраивать инструменты. Сид продолжил:
— Не всегда можно понять, почему ТОТ поступил ТАК-ТО. Можно только догадываться. Знает только ТОТ, кто делает. Бывает же: муж, подозревая, что жена — шлюха и сосёт время от времени у лучшего друга — не то что не разводится — не бьет её и не укоряет даже. Почему? Неизвестно никому, кроме самого мужа… А о причинах его поступков можно гадать годами. А это неблагодарное занятие. Значит, не наше дело.
— Мы лучше пива попьем, — подал голос Дэн.
— Точно, — сказал Макар.
Впервые я задумался, что мне симпатичны эти люди. Что мне нравится находиться в их обществе. Слушать их разговоры. Интересно, смог бы я стать их другом?.. Или нет, не так: были ли у меня такие же друзья, как у Сида? А девушка, как у Макара — жена? А может, у меня и была жена? Или есть? А дети?..
Острое ощущение неуюта пронзило меня. У ВСЕХ есть КТО-НИБУДЬ, у меня — никого. Кусок железа в башке, обрывки воспоминаний — и всё…
Но где-то — в Ялте — сейчас находится Муха с каким-то племянником, или братом. Она должна мне помочь.
А ещё, завтра у меня будет загранпаспорт. И завтра же я куплю билет до Симферополя. И поеду в Крым.
Я хочу вспомнить. Я хочу БЫТЬ.
* * *
— Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…
Утро следующего дня. Все, кроме супружеской пары Макаровых, находятся в просторной кухне Дениса. Опухший Фил курит, открыв окно и сидя на подоконнике. Ванька жарит яичницу. Хозяин квартиры и я хлебаем чай из огромных черных кружек. Посреди кухни Сид, облаченный в одни лишь черные трусы, отжимается от пола, считает вслух:
— … шестьдесят один, шестьдесят два…
И так до ста. Встаёт слегка запыхавшийся, потирает ладони. Фил мрачно смотрит на него, выпускает клуб дыма:
— Что ты весь в черном вечно… Трусы черные, машина черная…
Сид отклонился назад, выставил указательные пальцы обеих рук в сторону Фила и произнес голосом, похожим на тот, что читает объявления по радио:
— Потому что Алексей Сидоров — умный, красивый и стильный парень!
Он выстрелил из воображаемых револьверов в Фила, сдул с воображаемых стволов воображаемый дым и спрятал несуществующее оружие в несуществующие кобуры. Потом взял стакан молока, отхлебнул и сообщил:
— У меня черное всё — французские трусы, швейцарские часы, американский автомобиль, английские ботинки, итальянский зажим для денег — всё короче…
Он допил молоко и продолжил поучительно:
— Все аксессуары настоящего мужчины должны быть выдержаны в одной цветовой гамме, ясно? Поэтому ремень, зажигалка и два замечательных кастета — у меня тоже черного цвета.
Фил выкинул окурок в окно:
— Трахал бы тогда черных баб… афро… или брюнеток… Чтобы всё в одной цветовой гамме было… Чего же ты блондинку вчера приволок?..
Сид развел руками, призывая всех в свидетели:
— Ты видел её?
— Видел…
— И учти, в раздетом виде она ещё лучше. А что она вытворяет в постели…
Сид поднял глаза к потолку.
— Да, мы слышали… — пробурчал Фил.
Вчера в клубе Сид познакомился со светловолосой, улыбчивой красавицей и всю ночь из комнаты, в которой они заперлись, доносились соответствующие звуки. Она уехала на такси буквально полчаса назад.
Хм… Неужели в мужской компании все разговоры рано или поздно переключаются на женщин? В «сети», в палате, здесь… Женщины, что, тоже постоянно болтают о мужчинах?
— Вот как ты её зацепил, эту красавицу? Она же тебя в первый раз видела?
Все молча поглощали яичницу с колбасой. Только Сид и Фил обменивались репликами.
— Ну я бы мог тебе проехать по ушам про свой богатый внутренний мир, чувство юмора и обаяние… — сказал Сид, отламывая кусок хлеба. Фил перебил его: