Лгунья - читать онлайн книгу. Автор: Валери Виндзор

Однажды днем, во вторник, в Париже, я бросила своего мужа. Я встала, не дождавшись заказанного кофе, и оставила мужа в открытом кафе на улице Франсуа Премьер, и это после шестнадцати лет того, что все окружающие в один голос называли невероятно удачным браком.

До сих пор пытаюсь понять, почему я так поступила, и не могу. Вернее, не могу понять, почему выбрала именно этот момент, а не какой-нибудь другой. Хотя нет, это тоже не совсем правильное слово: я вообще не «выбирала». Все произошло само собой. День был необычный. Не знаю, что со мной творилось. Было ветрено. То ли от ветра, то ли из-за скрежета пластикового стула по тротуару кости моего черепа приобрели странную чувствительность. Это Тони выбрал кафе — один из salons de glace, где подают дорогие коктейли.

— Это подойдет? — спросил он. — Здесь? — и обмахнул сиденье своего стула носовым платком. — Погоди, не садись, я твой ещё не протер. — Но я все равно уселась, намеренно не посмотрев на стул, хотя была в белой юбке. Меня раздражало, что он суетится по пустякам. Мужчина не должен обращать внимание на такие мелочи. Я вот не обращаю. Значит, подразумевалось, что раз я не забочусь о мелочах, то делать это вынужден Тони, причем против своего желания, так? Странная чувствительность в голове перешла в тонкое, высокое жужжание, будто оса залетела в пустоту черепной коробки и не может найти выход.

— Что будешь пить? — спросил Тони.

Был июнь, по-моему. Май или июнь, точно не помню. Но холодно. Достаточно тепло, чтобы сидеть в открытом кафе, но и достаточно прохладно, чтобы выпить чего-нибудь горячего.

— Кофе, — сказала я.

Он читал меню. У него за спиной стояли в кадках растения с оранжевыми остроконечными цветками.

— Искусственные, — сказал Тони, оглянувшись.

— Разве? А, по-моему, нет, — и я дотронулась до цветка. Так хотелось, чтобы он был настоящим. Таким же живым и развратным, каким казался. Но Тони, разумеется, оказался прав: цветы были искусственными. Жужжание у меня в голове стало ещё громче.

— Что с тобой? — спросил он.

Я солгала:

— Кажется, здесь оса.

— Где?

— Не знаю.

Любая неопределенность приводила его в ярость.

— Ну и что, что оса?

— Не знаю, что-то со мной не то, — сказала я, прижимая пальцы к вискам. И тут подошел официант.

— Deux cafes [1] , - сказал Тони, даже не взглянув на него. Мне пришлось улыбаться за двоих и делать все эти смиренные жесты, означавшие: «Мы англичане, мы тут в отпуске, пожалуйста, простите нам некоторую несуразность и поймите правильно мою беспокойную улыбку».

Официант улыбнулся в ответ. Он был очень молоденький, совсем мальчик.

— Д'аккор [2] , - сказал он и протер стол.

Тони откинулся на стуле и шумно выдохнул воздух.

— Ну и ладненько, — сказал он. И все. Вот что с нами происходило. Отсутствие атмосферы. Все размолвки предыдущего дня, когда из-за моего неумения правильно прочесть карту мы заблудились в Нейи, были забыты. И по молчаливому обоюдному согласию мы никогда не терзали друг друга даже намеком не утоляющие нас ночные ритуалы, которые, при некотором недостатке природного воображения, у меня никак не вязались с любовью.

Я сидела, сложив руки на коленях, а жужжание в голове становилось все тоньше, все выше, и напоминало уже скулящий электрический вой. Я поднялась со стула. И почувствовала влажное пятно сзади на юбке.

— Ты куда? — спросил Тони, смущенный резким звуком моего упавшего на асфальт стула.

— В туалет.

Он указал на юбку.

— Ты на что-то села.

— Нет, — возразила я, мне надоело, что он всегда прав. — Это кровь.

Разумеется, это была вовсе не кровь. Сама не пойму, почему я так сказала. Наверное, чтобы смутить его. И это сработало: он занервничал. Вот последнее выражение его лица, запечатленное в моей памяти: смесь испуга и раздражения.

Он поднял мой стул.

— Хочешь, я с тобой схожу?

— Нет, что ты, ничего страшного, — меня смутила его доброта. — Просто мне надо в туалет.

Ведь я и в самом деле намеревалась только посидеть пару минут в тишине, отдышаться, немного подсушить юбку. Честное слово, ничего другого я не планировала. В зале кафе официант стоял за стойкой, втыкая в мороженое бумажные зонтики. Я сказала:

— Excusez moi, est-ce que vous avez des toilette? [3] — Я тогда говорила по-французски на уровне школьницы. Могла составить какой-то необходимый вопрос, но ответить на него мне удавалось лишь изредка. Официант указал на белую дверь в конце бара.

— Oui, Madame. Par la. La premiere a gauche. [4]

Я толкнула дверь. Передо мной открылся короткий, сумрачный коридор. На стене, помню, висел плакат. Реклама Корсики. Я подумала: здорово было бы махнуть на Корсику. Прямо сейчас. Сию минуту. На переднем плане фотографии дикие заросли розовых цветов покрывали развалины древних колонн: на Корсике не водилось искусственных растений.

Пока я стояла, погрузившись в столь неуместные и бессмысленные размышления, из дверей кухни вышел человек с выпирающим над брюками животом, крича что-то про двенадцать флейт [5] . Видите, как отчетливо я помню все детали? Сейчас я понимаю, что он говорил о хлебе, но тогда это показалось мне частью окружившей меня чуждой реальности, и я кивнула себе, будто именно этого подтверждения и ждала. Он распахнул дверь в конце коридора, она так и осталась качаться, не закрывшись. Свет с улицы упал на плакат. В проем двери я видела, как с автостоянки пытается выбраться машина. В коридор устремился холодный ветер. Кто-то крикнул из кухни:

— Eh, la porte. Fermez-la. [6]

Я поспешила выполнить просьбу. Я вообще очень послушная. Ничего не могу с этим поделать. Человек, который никак не мог выехать со стоянки, потерял терпение: узкую боковую улочку перегородил фургон. Я постояла в дверях, наблюдая и стараясь сосредоточиться, и потом, так и не вынеся никакого разумного решения, вышла из кафе. Я объяснила себе, что необходимо глотнуть свежего воздуха, чтобы прояснилось в голове. Пять минут, сказала я, не больше. На пять минут притвориться, что я действительно куда-то держу путь, на Корсику, например, и притом одна. В конце-то концов, спорила я, ведь я взрослый человек, мне тридцать шесть. Могу поступать как мне заблагорассудится. Я достаточно повзрослела, чтобы самостоятельно дойти до конца улицы в чужом городе. Даже смешно, что я себя чувствую при этом такой отчаянно храброй. Я принялась подсчитывать, сколько раз оказывалась одна в незнакомом месте и не вспомнила ни одного случая, за исключением, конечно, тех моментов, когда находилась в уборной или поднималась по лестнице к себе в номер в каком-нибудь отеле; я никогда не выходила сама на улицу без того, чтобы через каких-нибудь полчаса встретиться в оговоренном месте с Тони, или спешила вернуться, ибо Тони будет волноваться. Я никогда не бывала по-настоящему одна. Невероятно, думала я, смеясь в голос — я думала, что смеюсь в голос, но теперь не уверена, — невероятно, что он будет сидеть в этом открытом кафе и ждать, воображая, что я до сих пор в туалете. Я прошла мимо кричащего водителя. На душе было легко и странно. Вскоре я очутилась на улице, параллельной Франсуа Премьер. Вот теперь я действительно далеко ушла. Меня, казалось, никто не замечал. Я подумала: может, я стала невидимой? Голова была необычайно пустой и ясной, как будто этот электрический звук продолбил-таки в ней дырочку, и все вылетело. Помнится, я очень здраво рассуждала, что невидимость — это явление сказочное; скорее, наоборот: я вовсе не здесь, это декорация, кусочек материализовавшейся мысли, и на самом деле я давным-давно вышла из туалета, вернулась к Тони и сижу напротив него за пластиковым столом, а он по мне даже не скучает. С чего бы ему скучать по мне, если я сижу напротив? Он вообще не понимал, что меня может не быть рядом: я являлась частью его сознания. Я существовала только потому, что нужна ему. А за пределами его разума я, вероятно, была лишена материального воплощения. Меня неодолимо потянуло срочно вернуться и взглянуть, — ибо я теперь была довольно далеко, — убедиться, что на самом деле я преспокойно сижу за столом с Тони, попиваю кофе и слушаю, как он читает вслух меню.