Кубинские сновидения - читать онлайн книгу. Автор: Кристина Гарсия cтр.№ 9

– Я хочу утешения, и чтобы это было легко и надолго, – сказала она цыганке.

Селия купила у нее тигровый корень, выкопанный на Ямайке, пучок индиговых листьев, полупрозрачные темно-красные зернышки и, наконец, маленький джутовый мешочек с травами. Все это она вскипятила с медовыми сотами, закрыла ставни и выпила.

Селия легла в постель в начале лета и не вставала в течение восьми месяцев. Она была высокой, на голову выше многих мужчин, с красивой грудью и стройными полными ногами. Вскоре она так исхудала, что кости у нее выпирали, ногти пожелтели и прекратились менструации. Тетя Алисия повязала ей голову цветным платком, чтобы скрыть поредевшие волосы, уродовавшие ее еще больше.

Врачи ничего у Селии не находили. Они осматривали ее, внимательно разглядывали через монокли и увеличительные стекла, выстукивали металлическими инструментами грудь, руки, бедра и лоб в унылой геометрической последовательности. Электрическим фонариком толщиной в карандаш светили ей в глаза, сверкающие, как лампы, на изможденном от бессонницы лице. Выписывали ей витамины, глюкозу и снотворное, но Селия все худела и бледнела.

Соседи предлагали свои собственные лечебные средства: компрессы с арникой, грязь из святого источника, оброненный слоном бивень с Нигера, который надо растолочь и добавить в бульон. Они перекопали весь двор в поисках проклятия, но ничего не обнаружили. Лучшие повара на Пальмовой улице приносили Селии кокосовый заварной крем, гуайяву и сырные торты, пудинг и ананасовые кексы. Вильма Кастилльо, выпекая «Аляску», сожгла ее, причем загорелась и кухня, которую с трудом потушили, вылив множество ведер воды. После пожара несколько человек навестили Селию. «Она скоро умрет», – пришли они к заключению.

Ее тетя, доведенная до отчаяния, позвала сантеру из Реглы, которая украсила Селию ожерельем из бус, затем принялась подбрасывать раковины, чтобы узнать волю богов.

– Мисс Селия, я вижу мокрый пейзаж на вашей ладони, – сказала маленькая сантера, затем повернулась к тете Алисии. – Она переборет эту страсть.

Селия написала свое первое письмо Густаво Сьерра де Армас по настоянию Хорхе дель Пино, который приходил к ним и ухаживал за ней во время ее болезни. Хорхе был на четырнадцать лет старше Селии, носил круглые стальные очки, стекла которых уменьшали его голубые глаза. Селия знала его с детства, еще с тех пор, когда мать отправила ее из деревни к тете в Гавану.

– Напиши этому дураку, – убеждал ее Хорхе. – Если он не ответит, ты выйдешь замуж за меня.

11 ноября 1934

Mi querido [16] Густаво!

Мне нечем дышать. Без тебя разве я могу быть веселой?

Навсегда твоя,

Селия

В течение двадцати пяти лет Селия писала своему возлюбленному-испанцу по письму каждый месяц одиннадцатого числа, затем складывала письма в обитую шелком шкатулку, которую держала под кроватью. Селия снимала свои жемчужные серьги только девять раз, и только для того, чтобы их почистить. Никто никогда не видел ее без них.

Внучки рассказывают, как во время поездки они кормили бананами пегую лошадь и рассматривали рогатых земляных червей, которые водятся только на этом острове. Селия знает, что Лус и Милагро всегда держатся вместе и общаются друг с другом на особом языке знаков, понятном только им одним. Лус, которая старше сестры на двенадцать минут, обычно говорит за них обеих. Сестры похожи друг на друга, как две семечки; они темнее, чем их мать, с более округлыми чертами лица и черными отцовскими глазами. У них одинаковые родимые пятна в виде крошечного светло-коричневого полумесяца над левым веком, и волосы заплетены в две закинутые за спину косички.

Втроем они отправляются домой, на Пальмовую улицу. Водитель автобуса, лысый человек с острыми зубами, пожимает Селии руку. Пальцы у него шершавые, словно пробка. Она безошибочно заключает, что он был водопроводчиком. Селия гордится тем, что работала в универмаге «Эль Энканто». В те времена она могла с первого взгляда определить, сколько покупатель может потратить на фотоаппарат. Самые дорогие камеры она продала американцам из Пенсильвании. Сколько же с тех пор они сделали снимков?

Водитель поворачивает на Пальмовую улицу с ее ровными рядами тесно стоящих двухэтажных домов, выкрашенных огненно-желтой краской. В самом конце, у скобяного магазина, дорога огибает этот разукрашенный квартал, идет мимо строящейся больницы в другую часть Гаваны. Фели-сия купила максимально разрешенное количество краски – восемь галлонов, – взяла взаймы малярные кисти и приставную лестницу и потратила два воскресенья на покраску дома.

– В конце концов, можно умереть, пока добьешься подходящего голубого оттенка, – заявила она.

Воздух влажный от послеполуденного дождя. Селия прижимает к себе внучек.

– Ваш дедушка умер на прошлой неделе, – говорит она им и целует каждую в щеку. Затем берет Лус и Милагро за руки и поднимается по ступеням крыльца.

– Девочки! Девочки! – Фелисия машет им рукой из окна спальни на втором этаже. Окно полускрыто ветвями тамаринда, в которых копошатся воробьи и какие-то золотистые птички. Лицо у Фелисии оживленное и потное от жары. На ней американская фланелевая ночная рубашка с бледно-голубыми розами, застегнутая у самого подбородка. – Я сделала кокосовое мороженое!

Мороженое из магазина дешевле, но для Фелисии готовить его собственноручно стало особым ритуалом. Это началось в 1966 году, когда от нее ушел муж. У Фелисии тогда вдруг появились галлюцинации, и с тех пор они возвращаются к ней каждый год, после затяжных дождей. Она редко отклоняется от первоначальной схемы, не пропуская ни малейшей детали.

Фелисия зовет сынишку. Селия с внучками входит в дом, ей навстречу выбегает Иванито. Он обнимает ее худыми ручонками, а она напевает ему печальную любовную песенку.

Quieres regresar, pero es imposible

Ya mi corazdn se encuentra rebelde

Vuélvete otra vez

Que no te amaré jamas. [17]

* * *

Ночью Селия лежит без сна в пустой столовой желтого дома на Пальмовой улице. Когда-то он принадлежал ее свекрови, а теперь здесь живет Фелисия. Невозможно заснуть в этой комнате, в этой кровати, от воспоминаний, которые мучают ее долгие годы. Этот дом, думает Селия, приносит только несчастье.

Она вспоминает, как впервые вошла сюда после медового месяца, проведенного в Сороа, с белой орхидеей в волосах, той, что Хорхе сорвал в саду, разбитом на высоких уступах над серными ваннами. Свекровь, у которой на мужеподобном обрюзгшем лице выделялся мясистый нос, выхватила цветок и смяла его в ладони.

– Я не потерплю разврата в моем доме, – резко заявила Берта Аранго дель Пино, угрюмо разглядывая темную родинку над губой Селии.