— Да, что верно, то верно. Кажется, весь его вид говорит сам за себя. Он словно спрашивает: «Что это я здесь делаю? Хочу домой». И кто смог бы упрекнуть его в подобном желании? Только вообразите, каково это — лежать под всеобщим обозрением среди всех этих стендов, лампочек и вентиляционных кнопок. Что произошло с тихим милым музеем, куда мне так нравилось приходить в детстве? Где можно было получить пусть старомодное, но вполне приличное самообразование. Хотя бы путем мнемоники. Кембриджский орден силен.
— Простите?..
— Это названия геологических периодов, Александр. Кембриджский — кембрийский, орден — ордовикский, силен — силурийский. Так, кажется.
Едва успел Джессон совершить путешествие во времени, как из-за стенда показался Штольц в сопровождении своей свиты. Джессон хотел было подойти, но не успел. Штольц промчался мимо точно ураган; выскочив следом за ним на улицу, мы увидели, что он как сквозь землю провалился, а его верный оруженосец устремился к Центральному парку.
— Ступайте следом за Куко! — пролаял Джессон.
— Шпион из меня просто никакой. Однажды Динти заставил меня следить за читателем, которого подозревали в краже каталожных карточек. И я с треском провалил задание.
— Уверен, вы из тех, кто способен учиться на своих ошибках. Ступайте же!
Спорить не было смысла. Я спустился следом за Куко в метро. Он сел в поезд, следующий по линии «С» на юг, затем вышел на остановке «Четвертая Уэст-стрит» и пересел на линию «F». Я сделал то же самое.
Полчаса спустя я оказался в Бруклине, топал следом за подручным Штольца по улице с салютующими из окон домов Санта-Клаусами, мимо наклеенных на дверях Мадонн и целой армии ангелочков.
Куко остановился возле единственной неукрашенной двери и позвонил. Ему открыл бородатый мужчина в черном халате и пропустил внутрь. Как только дверь захлопнулась, я подкрался к почтовому ящику. На его крышку была наклеена карточка с надписью: «Пирсинг, татуировка. Вход по пред. записи».
Я пристроился рядом с домом, под навесом автобусной остановки, где изображались ясли с младенцем Иисусом и один из мудрецов с миртовым веночком в руке. Минут через десять дверь отворилась, из нее вышел какой-то мужчина. И я увидел Куко. Тот сидел на табурете с голой спиной. И что это была за спина! Ее украшали змеи, драконы, какие-то японские воины. Придя в библиотеку, я сделал рисунок по памяти. А затем, после работы, отправился в «Фестиналенте», где Эндрю передал мне записку следующего содержания:
«Встреча со Штольцем изрядно меня взволновала, так что я поехал в клуб побросать мячи. Если у вас появятся какие-либо важные новости (а я почти уверен в этом), почему бы вам не присоединиться?
Искренне Ваш
Г.»
Глава 45
Игра, в которую играл Джессон в клубе, конечно, была совсем другого класса, нежели те теннисные матчи, которые мне доводилось видеть по телевизору. И все-таки меня изрядно удивило, что человек весьма преклонного возраста способен так быстро перемещаться по корту и делать столь мощные и резкие подачи.
Словно на свете существовали два разных Джессона: один — тихий, рефлектирующий интеллигент, второй — атлет с невероятно быстрой реакцией. Именно за последним я наблюдал на корте. Он нанес поражение своему сопернику, который годился ему в сыновья, причем использовал при этом тактику, позволяющую не только сохранить, но и наиболее эффективно использовать физическую силу. Но как только игра закончилась и противники, обменявшись комплиментами в адрес друг друга, разошлись, в тело атлета вновь вселился хорошо знакомый мне Джессон из «Фестиналенте».
Он растирался полотенцем, когда я окликнул его по имени. Поднял голову и, щурясь, начал всматриваться за ограждение. Потом просиял и махнул мне рукой в сторону крытой галереи, куда тотчас же направился сам.
— Это означает, что вам удалось кое-что раскопать?
Я кивнул.
— Отлично! — обрадовался Джессон.
— Я проследил за Куко. Он зашел в салон по татуировкам. Вы наверняка спросите: что может быть общего у этого салона с нашей «Королевой»?
— Да, спрошу.
— Я заскочил в библиотеку и провел кое-какие изыскания. Место, куда заходил Куко, называется салоном татуировок. Владелец его — некий Марк Донателло, весьма знаменитый в мире боди-арта человек. Специализируется на японских иредзуми. По всей видимости, так хорош в своем ремесле, что делает дизайн татуировок для якудзы — японской мафии. Иными словами, возит товар туда, где его и без того много.
— Простите, — перебил меня Джессон. — Что-то я не совсем понимаю. Какая все-таки связь между гангстерами и «Марией Антуанеттой»?
— Сейчас поймете. Известно, что японские мафиози любят выбирать для татуировок рисунки, отражающие их незаконную деятельность. Даже иногда изображают на теле нечто вроде наглядного плана преступления.
Джессон насторожился.
— Так вы хотите сказать, что Куко носит на своем теле схему вторжения в музей?
— Не уверен, поскольку видел всего лишь его спину. Но вероятность существует.
Джессон подергал струны ракетки.
— А вы говорили с Донателло по поводу татуировки Куко?
— Сомневаюсь, чтобы он стал говорить о своем клиенте с посторонним человеком.
— Заговорит, если вы сами придете к нему как клиент.
— Нет уж, увольте, мистер Джессон! Чтоб я…
— Ради Бога, Александр! Напрягите свое воображение. Вам вовсе не понадобится делать себе татуировку. Вы просто притворитесь, что хотите сделать.
— Что ж, это другой разговор. Это можно.
— Вот и отлично! — Довольный Джессон резко взмахнул ракеткой и послал мяч в заградительную сетку на другом конце корта с такой силой, что сетка зазвенела. — Счет один-ноль в нашу пользу. Жду не дождусь результатов вашего свидания с этим типом.
— Так вы что же, хотите, чтобы я пошел к Донателло прямо сейчас?
— Не вижу причин, почему бы вам не сделать этого.
— Но Донателло принимает клиентов только по предварительной записи. Кроме того, я совершенно измотан. И продрог до костей, сидя в своем укрытии на улице. Жестокий вы человек!
— Ничего подобного! Вы просто молодец, вы проделали такую огромную работу. Идемте со мной.
Я проследовал за Джессоном в раздевалку. Он отпер свой шкафчик и достал толстый кашемировый шарф.
— А теперь поспешите, — сказал он, обматывая шарф вокруг моей шеи. — Время поджимает.
Глава 46
Сидя в душном и жарком переполненном вагоне метро, следующем по линии «F», я вдруг задремал. И не заметил, как пластиковое сиденье вагона превратилось в скамью подсудимых в шумном зале суда, где было полно народа.
Председательствовал Динти. Вернее, исполнял роль судьи и жюри присяжных одновременно. Восседал на трибуне, напоминавшей стол справочной, и просил прокурора, в роли которого выступал его верный союзник Ирвинг Гроут, выдвинуть против меня обвинения.