Часы зла - читать онлайн книгу. Автор: Аллен Курцвейл cтр.№ 21

— Кроме того, Дьюи, когда не преследовал евреев или негров, оскорблял своих коллег женского пола. В тысяча девятьсот шестом году против него даже выдвинули обвинение в злоупотреблении служебным положением. И на этой конференции демонстрировались материалы дела, разные там судебные бумаги, а также, в качестве вещественного доказательства, поврежденный корсет из китового уса, принадлежавший одной из потерпевших.

— Да уж. Ваш идол зря времени не терял.

— Экс-идол. Тот лектор сумел убедить меня, что буквы «Р» на запонках на самом деле означали не что иное, как «Расизм» и «Разврат». Стоит ли говорить, насколько я был разочарован в своем кумире. Я создал своего Дьюи, не имеющего ничего общего с реальным. Довольно характерная для меня ошибка, как утверждает моя жена. Все мои заблуждения происходили из неверного суждения о людях.

— Они у вас сохранились?

— Заблуждения?

— Да нет. Запонки.

— Нет. Я их выбросил. С заблуждениями расставаться куда как сложнее.

— А вы пытались?

— Ну, если вы имеете в виду, наблюдался ли я у врача, то да, какое-то время. Не слишком долго. Ник настояла, чтоб я проконсультировался у Креветки, так она называет моего психоаналитика.

— И что же, он помог?

— Да ни чуточки. По большей части испытывал на мне какие-то свои еще сырые теории.

— Полусырые креветки, это блюдо может быть страшно опасным для здоровья.

— Да нет, не очень, вы уж поверьте. Слышали когда-нибудь о библиотерапии?

— Уже по самому слову можно догадаться, что это такое. Лечение книгами?

— Да. Библиотерапию по большей части используют в тюрьмах. Видно, Креветка захотел расширить область применения, а потому прописал мне целый список книг, подобранный специально для помешавшегося на графологии эмоционально неустойчивого библиотекаря.

— И этот список…

— Полный бред. Названия вам ничего не скажут.

— Кошмар!

— Да уж. Впрочем, курс этой терапии был недолгим. Последняя разборка с Креветкой состоялась, когда я спросил, что означает диагностический код на бланке моей медицинской страховки. Креветка ответил, что для беспокойства у меня нет никаких оснований. Но я тем не менее беспокоился. Ведь в конечном счете именно беспокойство было одной из основных причин, по которой я угодил к этому врачишке в лапы. Я страшно возмутился и потребовал от него объяснений, что означает этот код и каким образом он может сказаться на моей дальнейшей карьере. Хотите знать, что ответил Креветка? «Очень хорошо, Александр. Раз вы настаиваете. Под этим кодом зашифрован ряд симптомов, указывающих на наличие у вас психопатических навязчивых идей и склонности к депрессивному неврозу».

— И это вас удивило?

— Между ощущением, что с тобой что-то неладно, и превращением твоего случая в клинический существует целая пропасть. Так что да, удивило. Впрочем, это слабо сказано. Его диагноз настолько огорчил меня, что я ушел, так и не поставив подписи на проклятом бланке страховки. И лишь потом спохватился, что это может вызвать нешуточные осложнения, особенно при устройстве на работу. Я вернулся и тем самым подверг себя еще большему унижению. Двери в кабинет Креветки были распахнуты настежь, сам он говорил по телефону. Вернее, так мне сначала показалось. Но на самом деле он наговаривал текст на диктофон, причем пользовался при этом чисто медицинским жаргоном.

— Поистине дьявольское изобретение эти диктофоны, — заметил Джессон.

— Да уж. А говорил он следующее: «Применение книг в качестве терапевтического вспомогательного средства вызвало лишь маргинальное улучшение состояния пациента, страдающего патологическим пристрастием к своей записной книжке, которую он сам называет „каракули-писульки“… Содержание пресловутой книжки дает основания полагать, что у пациента просматриваются также нарушения в области психосексуального соответствия плюс возможный невроз жизненного предназначения…»

— Поразительно, как вы это все запомнили, — перебил меня Джессон.

— Графоманьяки обычно страдают прекрасной памятью.

— Пожалуй. Ну а что касается этого «невроза жизненного предназначения»?

— Самому пришлось лезть в медицинский словарь. Выяснилось, что это некое подобие морального мазохизма, при котором пациент устраивает свою жизнь так, чтобы гарантировать регресс.

Дверцы кресла-паланкина распахнулись, из них показался Джессон.

— Наверное, нам следует сделать небольшой перерыв. Как насчет ленча? Паштет из гусиной печенки со свежими овощами и зеленью способен прогнать печальные воспоминания о Креветке?

— Думаю, да.

— Может, ваша жена захочет к нам присоединиться?

— Боюсь, что нет. Ник последнее время пребывает в состоянии стресса.

— Так тем более ей просто необходимо развеяться. К тому же у меня имеется прекрасная коллекция вин, сотернов, которыми настоящие гурманы предпочитают запивать гусиную печенку. Целая кладовая самых разнообразных вин, собранных мной для душевного успокоения.

Джессон позвонил и потребовал телефонный аппарат. Через несколько секунд появился Эндрю со старомодным аппаратом, который он подключил через не менее странно выглядевшую розетку.

Разговор по телефону не занял много времени.

— Ник? Мистер Джессон хотел бы пригласить тебя на ленч. Давай договоримся, где тебя встретить.

Она вздохнула.

— Хоть в бассейн ныряй за монетами, которые швырнул тебе хозяин, но уволь меня от этих встреч.

Я прикрыл трубку ладонью.

— Говорит, что работы просто невпроворот.

— Попробуйте попросить еще раз, Александр.

— Так ты никак не можешь, а, Ник? Мистер Джессон готовит совершенно потрясающие блюда.

— Pas pour moi! [19] — И с этими словами она повесила трубку.

— Ну? — спросил Джессон. Я покачал головой. — Жаль. Тогда скажу Эндрю, чтобы накрывал на два прибора. Должен заметить, отказ вашей супруги лишний раз убеждает меня в несовершенстве матримониальной системы как таковой.

— А вы когда-нибудь были женаты, мистер Джессон?

— Довольно личный вопрос.

— Но я же поделился с вами весьма личными, даже интимными подробностями своей жизни. И разве не заслужил тем самым откровений и с вашей стороны?

— Справедливо. Нет, я никогда не был женат. Я, знаете ли, больше верю в дружбу, чем в любовь. Правильно говорил великий Платон: все мы рождаемся на этот свет для родины, для наших родителей, для наших друзей. Заметьте, он ни словом не упомянул при этом о мужьях или женах.

— Ну а что касается вашей родины и ваших родителей? Вы и о них не упомянули ни словом. Вообще вся ваша жизнь напоминает мне пустующее отделение в шкафчике.