– Мы подумали, что они пригодятся для твоих детей, – сказал Клод.
– Ну, по крайней мере для пеленок точно пригодятся! – смеясь, ответила кормилица.
Клод использовал найденные предметы для тренировки своих навыков рассказывания историй.
– Мой отец, – сказал он, – говорил, что у каждой находки есть своя судьба.
Это было редкое и очень важное воспоминание о детстве мальчика, но, к сожалению, ложное. Аббат, а не его отец, высказался подобным образом во время одной из многочисленных длительных прогулок. Смешав истории находок с историями других предметов, обретавшихся в нише – здесь особенно пригодился манекен, – Клод после утомительной уборки стал выкрикивать из своего слухового окна сказки, которые слышали все проживающие в доме. В одном рассказе, чем-то напоминающем миф об Икаре, манекен сражался с ужасными птицами Пьеро. Портрет стал подарком на память в истории о безответной любви. Подобные усилия привели к тому, что Клод начал разыгрывать кукольные представления, приукрашенные новыми находками. Очередное действо закрутилось вокруг роговой пуговицы. Клод превратил ее в жетон для входа в секретный публичный дом. Но Плюмо, а он был сведущ в таких вопросах, напомнил юноше о его визите к закладчику: мол, жетоны из публичных домов изготавливаются в основном из меди. «Тогда пусть это будет пуговица, откушенная проституткой от сюртука клиента в минуты неконтролируемого экстаза», – заметил юноша. Когда Плюмо предложил рассказать эти истории Ливре, Клод покачал головой:
– Я знаю одно: Ливре ценит лишь то, что связано с его «перлами».
Когда уборка закончилась, Клод начал думать над архитектурой своего жилища.
Сначала он принялся за худшее – за течь в крыше, на починке которой настаивала хозяйка. Струйка воды проделала отверстие в полу, так что Клод имел честь наблюдать за семейством портных, проживающих прямо под ним. Дырка в полу была забавная, но опасная, так что Клод перестелил полы. Чтобы починить течь, он обследовал всю крышу в поисках трещины. А когда юноша спустился обратно, то заметил, что на месте двух дырок теперь появилось четыре. Клод вновь забрался на крышу и постелил черепицу, покрытую мхом. Больше он подниматься не стал – боялся разбиться насмерть.
Течь в крыше доставала его в течение двух промозглых недель, пока Клод не нашел полезного применения сей трещине. Он взял медную миску и поместил ее в шкафчик с откидной крышкой, который смастерил из досок, оставленных прежним жильцом. Затем юноша поставил шкафчик под струйку воды так, что, когда его открывали, вода капала в миску. К миске он прибил сток. Теперь, когда шкаф закрывали, вода стекала по нему в сточную трубу. Таким образом, течь в крыше обеспечивала Клода водой.
Последовали и другие изобретения. Чтобы освободить как можно больше пространства на полу, Клод отправился на пристань, где торговали всяким корабельным скарбом, а затем на вещевой рынок, где купил натяжные крючки и мешковину. Из всего этого он соорудил гамак. Клод снабдил гамак несколькими блоками и роликами, чтобы беспрепятственно подниматв и опускать постель наподобие подъемного моста. Он прорезал еще несколько ниш, напоминающих алтари религиозных монтаньяров. Но вместо Богоматери или грубо вырезанной статуи святого в нишах располагались: туфли, маленькая библиотека, свечи, сова и чучело кролика с темным зимним мехом (результат неудачного эксперимента Пьеро по применению мышьякового мыла).
Блоки и ролики служили для расширения пространства. В конце концов Клод смастерил механизм из пяти блоков, позволяющий беспрепятственно поднимать и опускать всю мебель. Если столом и стульями не пользовались, их тоже можно было поднять над полом.
Скоро маленькое королевство Клода вышло за стены чердака. Однажды он наблюдал, как солнце, находясь в зените, отражалось от серебряного потира в соборе Парижской Богоматери. Хотя Клод не придал этому какого-то религиозного значения, он был поражен возможностями светоотражения. Поэтому за окно он повесил аппарат, управляемый веревками, который мог направлять солнечный свет и свет фонарей прямо в его комнаты. Затем юноша прикрепил к стене дома небольшую, но прочную лебедку, и она позволила ему хранить снаружи остатки производства, корзины из-под ужинов у мадам В. и заказы соседей, которые то и дело разжигали его стремления. Клод стал гордостью дома, о нем говорили даже больше, чем о парочке, живущей под ним.
На его навыки вскоре появился спрос. Хозяйка дома стала его первой клиенткой. Расстроенная тем, какой ущерб наносили голуби, жившие в башенках церкви Святого Севериана, она попросила Клода найти способ их отвадить. Хозяйка объяснила, что птицы уродуют ее любимую горгулью и оставляют на василиске нежелательные следы. Клод и Пьеро не могли залезть на башни, где жили голуби, но поставили рядом чучело совы, чтобы оно отпугивало птиц. Соседи восхищались произведенным эффектом. Пугало стало предметом разговоров всего дома на несколько последующих недель, пока Клод не создал еще одно изобретение.
– Что это? – осведомлялись соседи.
– Радиальная сушилка для белья. Я сделал ее для кормилицы.
Сделанная из прядильного колеса, того самого, что обнаружили во время уборки, сушилка крутилась, подобно карусели, высоко над крышей, тем самым избегая встречи с грязными сточными трубами и дымом из соседских каминов. В обмен на сушилку Маргарита бесплатно стирала для Клода и Пьеро, поэтому вскоре плащ первого и рабочие халаты последнего, ранее заляпанные внутренностями птиц, развевались на ветру рядом с ее бельем.
Новости о такой изобретательности быстро распространялись, и Плюмо даже поместил в одном местном журнале небольшую статейку с броским заголовком «Чудо-чердак». Журналист описал «лебедочные и зеркальные изобретения юного ученика продавца книг», хотя и не упомянул имени Клода.
Медленно, практически незаметно для него самого эти работы оживили юношу. Реставрация чердака привела к реставрации его души. Иногда, конечно, тоска возвращалась, в такие ночи он валялся в постели и смотрел на изменившиеся по его вине очертания окна, на зеркала и веревки, на лебедку и предохранитель, на одежду, свисающую с сушилки. Воскресными ночами Клод засыпал с образом развевающихся простыней в голове, которые превращались в паруса турецкой галеры, на которой он навсегда уплывал из Парижа. А когда он просыпался, происходила еще одна метаморфоза: развевающиеся простыни становились кусочками бумаги с пресловутыми «перлами», приклеенными к столу из красного дерева.
Часть V
«Перл»
28
Ливре сочинил «жемчужину», вошедшую в шкатулку артефактов Клода, поздно ночью, в четверг, когда магазин уже закрылся, а слуги разошлись по домам. Он сидел за своим столом в течение некоторого времени и пытался бороться с расстройством желудка. Книготорговец выпил порцию венецианской патоки – средства, имеющего приятный аромат кардамона. Выпить-то он его выпил, но это никак не отразилось на его желудке. Ливре продолжал пускать газы. Он попытался отвлечься, листая различные зарубежные и местные списки литературы, а также периодические издания и объявления, сложенные аккуратной стопочкой на столе. Среди них была «Газетт», купленная лишь для видимости и оставшаяся непрочитанной, небольшой «Меркюр де Франс» в серо-голубой обложке и обязательный «Журналь де Пари». Перед тем как обратиться к списку подпольной литературы в поисках объявлений, которые могли угрожать его делу, Ливре просмотрел «Журналь». Он вырезал из него две или три статьи, положив их в соответствующие отделения стола. Записал две ссылки в свою книжечку. На обратной стороне второй газетной вырезки Ливре натолкнулся на статью неизвестного журналиста под заголовком «Чудо-чердак». В ней описывалась комната, где «стулья поднимаются к потолку, а кровать закрывается подобно разводному мосту какой-то древней страны». Автор статьи упомянул «находчивого ученика продавца книг, которому удалось превратить жалкую комнатушку в микрокосмос недорогих изобретений». Сначала Ливре не обратил внимания на статью, но фраза «ученик продавца книг» засела у него в голове. Разве мог это быть Клод?! А разве не мог?