Я посещал учебные курсы, которые велись согласно Ratio Studiorum,
[19]
и, ко всеобщему удивлению, добился результатов. Учителя решили, что я должен принять духовный сан. Стерпев все муки ученичества, я наконец нашел свою первую любовь – увлечение механикой. Я изучал ее до тех пор, пока архиепископ не назначил меня миссионером. Я странствовал по всему миру от одного порта к другому. Несмотря на мой юный возраст, я вынужден был нести имя Господне на острова Вест– и Ост-Индии, а также дальше на Восток. В каждом городе я собирал раковины, шеллак
[20]
и все, что давало пищу уму и позволяло ему двигаться вперед так же быстро, как это делали мои ноги.
Домой я вернулся, прихватив с собой несколько болезней – чихание, например, – и не медля возобновил исследования в области механики со своим учителем. Только все было против нас, и по причинам, которые слишком неприятно вспоминать, я уехал сюда.
Аббат нахмурился, и Клод быстро задал свой последний вопрос:
– Чем вы занимаетесь в Турне?
Аббат положил руку на плечо мальчика, передав ему заряд доброты и покоя.
– Своими свитками, – ответил он с такой нежностью, будто говорил о детях.
Свитками была завалена большая часть стола. Анри, кладовщик, прошил бумаги и прикрепил их к своеобразным скалкам. Скалки позволяли беспрепятственно раскручивать и закручивать свиток. В основании каждой скалки была вырезана одна буква, обозначающая, о чем идет речь в каждом свитке. Так, например, буква «Р» обозначала свиток, посвященный изучению раковин моллюсков. Еще полдюжины свитков, на самые различные темы, лежали на столе (включая «П» – «поля», то есть учет урожая, собранного в Турне, и свиток «3» – изучение звуков).
– Закончу я свою речь тем, что процитирую Цицерона. В переводе с латыни это звучит так: «Отдыхай с толком!»
Клод задал еще один вопрос, который беспокоил его больше всего:
– А чем я буду здесь заниматься?
– Ты? Чем ты будешь заниматься? Знаешь ли, друг мой, это уже четвертый вопрос. Чтобы получить на него ответ, первый визирь калифа должен подождать.
– Разве? – В голосе Клода послышались нотки отчаяния и опасения.
– Ну ладно, я отвечу и на этот вопрос. Вместе со мной ты будешь преодолевать границы человеческих возможностей. Ты отправишься в такое же опасное путешествие, в какое отправился в свое время и я, когда служил миссионером. Мы двинемся на поиски возвышенных мыслей и стремлений, и там, я надеюсь, ты найдешь свой путь, как я нашел свой.
Аббат вытащил свиток «Р» и открыл его на рисунке, изображающем раковину наутилуса. Потом, решив, что сказал мальчику слишком много и слишком рано, Оже вернулся к более понятным и земным объяснениям лежащих перед ним задач.
– Я получаю много писем, все они касаются отчетов о путешествиях. Я привык проверять сведения, полученные таким образом, когда у меня есть на это время, средства и терпение. В этом и еще во многом ты будешь мне помогать. Можешь называть себя переписчиком и помощником коллекционера. Ты также обучишься живописи и эмалированию. Иначе мой счетовод не позволил бы тебе приехать.
– Но я мало что понимаю в живописи и вообще ничего не знаю о художественном эмалировании.
– Ничего страшного, довольно скоро ты все выяснишь. Если ты сможешь рисовать кистью и маслом хотя бы вполовину так же хорошо, как делаешь это карандашом, у тебя все получится!
Аббат позвал кладовщика: «Анри!» – и повернулся к Клоду.
– Ты быстро научишься. Главное, покажи свой необычный взгляд на мир, тот, которым наполнены твои карандашные наброски. Это все, на что я рассчитываю.
Медленные тяжелые шаги послышались из коридора. Еле передвигающий ногами парень, которого Клод видел уже дважды, подошел к стойке для сетки, стоявшей посреди большого зала. Он никак не отреагировал на приказ аббата: «Покажи нашему юному другу дом!»
6
Анри Робер был сыном Антуана Лорана Робера, совладельца компании «Робер и Дидьё», торгующей канцелярскими товарами и мебелью. В течение тридцати лет Антуан Робер снабжал карандашами и ручками, красками и портфелями Философов, академиков, салонных художников, наставника дофина, капитана, возглавлявшего путешествие на Антильские острова, и парижскую сводницу (она была известна тем, что возбуждала своих клиентов при помощи кисти и красок).
Аббат установил связь с торговцем канцелярскими принадлежностями еще до того, как начал путешествовать по миру в качестве миссионера. За баснословные деньги семья торговца доставала Оже бумагу и краски. В Испании аббат познакомился с владельцем кактусовой фермы. На этой ферме разводили насекомых, из которых вырабатывался очень дорогой красный пигмент – кошениль. (Дорогим он был до тех пор, пока Николас Джозеф Тайери, ботаник при королевском дворе, не снизил на него цену, контрабандой вывозя кактусы на Малые Антильские острова.) По доброте душевной аббат договорился о транспортировке ценного товара для Антуана Робера. Путешествуя по Востоку несколько лет спустя, на рынке в Мирзапуре аббат нашел торговца индийским желтым пигментом. Решив узнать, из чего изготавливается эта краска, граф Турнейский навел справки и вышел на группу людей, называвшихся гвалы. Они рассказали аббату, что желтый пигмент содержится в коровьей моче. Гвалы держали священных животных на специальной диете: рацион коров состоял исключительно из листьев манго, дабы увеличить в моче содержание желтого пигмента, так любимого индийскими просветителями и исламскими миниатюристами. Груз, состоящий из тюков смердящего вещества, прибыл в Париж прямо к столу восхищенного торговца канцелярскими принадлежностями.
Другими словами, Антуан Робер был в долгу у аббата. Когда он узнал, что граф едет в Турне и через десять дней уже будет на месте, он настоял, чтобы Анри, его сын, обязательно нанес аббату визит, устроился к нему кладовщиком и выведал как можно больше о том, что Оже видел в дальних странах. Через три месяца после получения Анри новой должности случилось ужасное. Антуан Лоран Робер по неосторожности пролил немного ядовитой белой краски на открытую рану (рана стала результатом флирта с одной подопечной той самой сводницы, рисующей по телу). Через два месяца он умер. Эта необычная смерть явилась причиной публикации в престижном тогда «Journal des Savants».
[21]
Статья рассказывала о том, что именно любовные утехи могут привести к отравлению организма, как это случилось с несчастным Антуаном. Произошедшая трагедия побудила Дидьё, совладельца компании, взять в руки бразды правления. Через суд он лишил Анри права на компанию, а в 1765 году не стало и мадам Робер – ее сбила мчащаяся с невероятной скоростью повозка. Анри остался сиротой на попечении графа Турнейского.