16 наслаждений - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хелленга cтр.№ 68

– Честь моего города стоит того, – ответил он.

– Ну, – сказала я, – я рада, что вы рассматриваете это таким образом.

– Видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, – торжественно произнес он, – называть вещи своими именами, показывать дорогу путнику – вот принципы, по которым я живу всю свою жизнь, синьорина. Жаль, что того же нельзя сказать обо всех.

Полагаю, он намекал на Сандро, чей офис, как я заметила, не был занят.

– Полмиллиона, миллион, Синьорина, вы заслуживаете каждую из этих лир; два миллиона, три миллиона, четыре, пять… Но если взять во внимание… иностранка… трудности…

– Мне надо на что-то жить, – прервала я его, – мне надо есть. У меня нет денег. Я уверена, вы можете все устроить, вы знаете, с кем поговорить, за какие нити потянуть. Вы человек, умудренный жизненным опытом, синьор Фокачи, человек, который рисковал жизнью в коридоре Вазари. Я же бедный путник. Укажите мне дорогу.

– Tre cento mila, – сказал он, поворачиваясь к окну и держа руки за спиной. – Триста тысяч.

– Mezzo, – сказала я, – это пол-оклада. И мне нужна будет permesso ai lavoro, официальное разрешение на работу. Я стояла позади него и тоже держала руки за спиной.

На Виа Пеллиссериа, под нами, рабочие меняли стекло в окне аптеки, но я на самом деле не смотрела на рабочих; я смотрела на собственное отражение в окне прямо перед собой. Если бы я апеллировала к американцу, я скорее всего пришла бы в своей рабочей одежде, но подобная стратегия не произвела бы впечатления на итальянца. Поэтому я надела платье, которое Сандро выбрал для меня в Риме – черное, облегающее фигуру, довольно декольтированное, а еще – туфли на высоком каблуке и пару золотых сережек, сохранившихся у меня еще со старших классов школы.

Вы должны сделать что-то незамедлительно, синьор Джорджо, или студенты-волонтеры разбегутся. Я истратила сто тысяч лир, чтобы накормить их достойным Ужином вчера вечером. Без меня они либо разъедутся по домам, либо уйдут туда, где смогут чувствовать, что они делают что-то полезное. Они пойдут работать на американцев в Татти или на британцев в Национальную библиотеку. Вы же не хотите, чтобы Сертоза стала disgracia, черным пятном в вашей биографии.

– Хорошо, договорились, синьорина, – вздохнул он.

– Спасибо, синьор Джоджо. Вы не пожалеете об этом. Вы человек, который видит вещи такими, какие они есть.

Выйдя на улицу, я еще раз посмотрела на себя – в новом окне аптеки. Как серьезно я выглядела, как кто-то, кто решает шахматные задачи – черным мат в три хода. Фармацевт, должно быть, подумал, что я смотрю на него, потому что он дотронулся до щеки кончиком пальца и крутил рукой туда-сюда. Я постаралась выдавить из себя улыбку. Меня ждала работа. Хорошо быть нужной.

К концу марта погода была уже почти весенняя. Магазины перешли на весенний график. Пожилые женщины и старики разбивали огороды вдоль Виа Фортини, которая вела к Сертозе. На абрикосовых деревьях в монастыре появились почки, и был слышен монашеский хор, репетирующий «Quem quaeritis», дюжина старых белых бенедиктинцев – последних в их ордене – в белых рясах и черных наплечниках, по-прежнему продолжающих упорно работать.

Я тоже продолжала упорно работать. Я приезжала каждый день с первым автобусом в шесть утра и трудились до вечера. Каждому известно, что работа, требующая большого напряжения, является прекрасным тонизирующим средством, а работа в Сертозе, безусловно, требовала большого напряжения. Физического и морального. Мы плыли по морю книг. Книги повсюду. Сложенные под лоджиями, нагроможденные на полу трапезных и sala capitolare. Иллюстрированные Библии, Псалтыри, часословы, молитвенники, тексты позднего Средневековья и античные тексты: копия рукописи Августина «О Граде Божием», сделанная в начале пятнадцатого столетия, с красивыми цветными инициалами; кодекс Divina Commedia из Равенны, датированный 15 maggio 1320; первый и третий тома альдины [156] Аристотеля; Гомер (первый греческий текст, напечатанный во Флоренции); «Государство» Платона издания Стефануса, переплетенное вместе с латинским текстом.

Но работы было недостаточно, чтобы заставить меня забыть Сандро. Неважно, как я была занята, неважно, как уставала к концу долгого дня – он продолжал жить в моей памяти, как будто я рассталась с ним в Лимонайе только сегодня утром. И иногда по вечерам, сидя за длинным столом в трапезной, где хранились мои реставрационные записи, я слышала, как кто-то подходит ко мне сзади, поворачивалась, чтобы поприветствовать его, но это оказывался всего лишь старый аббат, который приходил, чтобы проводить меня и запереть за мной двери.

Однажды вечером, когда я планировала сортировку на следующий день (решала, какие из раненых книг смогут выжить самостоятельно, каким придется отказать в помощи потому, что у них уже не было шансов на спасение, и какие будут допущены в наш небольшой госпиталь), я на мгновение положила голову на стол, и Сандро предстал в моем воображении с удивительной ясностью, светящийся, как настоящее видение. Он протягивал руки, как архангел Гавриил из «Благовещения» Понтормо, к ризнице, где я держала запасы японской рисовой бумаги и тимоловые кристаллы. Пытался ли он мне таким образом что-то сказать или спрашивал меня о чем-то?

Как я скучала по его объятиям, его поцелуям, его бесконечному множеству постельных трюков, его внимательности, его gentliezza и cortesia. Но больше всего я сожалела не о том, что было потеряно, а о том, чего никогда не будет, не о прошлом, а о будущем.

Во время этого короткого сна я собиралась что-то сказать ему, но я не знала, что хотела сказать, и уже не узнаю никогда, потому что зазвонили колокола, возвещая о последней вечерней службе, а аббат тряс меня за плечо.

– Пора уходить, – сказал он; я почувствовала его неприятное дыхание на своей щеке.

Странно, но аббат был единственным человеком из всех, кого я знала, который не был убежден в абсолютной необходимости спасения во Флоренции всего, что можно спасти.

– Ремонту книг, – любил говорить он, – не видно конца, и много знаний приводят к истощению плоти.

Я никогда не принимала его всерьез – в конце концов, я реставратор книг, но в тот вечер я была склонна с ним согласиться. Великие духовные классики западной цивилизации лежал в изобилии повсюду, в различных стадиях наготы, превращенные в вещи, физические объекты, пропитанные водой, плесенью, источающие зловоние, вымазанные в грязи, униженные обстоятельствами, – а мне было все равно.

– Пора уходить, – повторил он, снова склоняясь надо мной. – Вам надо отдохнуть.

Это было верно. Я слишком устала. Но мне хотелось открыться ему, подобно тому, как человек может открыться бармену после нескольких рюмок спиртного. Я хотела рассказать ему о Сандро. Я хотела рассказать ему, что есть одна книга, которую я готова защищать ценою всей своей жизни, одна книга, которую я поставила бы на весы против всех духовных сокровищ, которые я, как профессиональный реставратор, была призвана защищать.