16 наслаждений - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хелленга cтр.№ 33

Доктор Постильоне заметил раздутую корову, которая плыла на боку и вздрагивала и била ногами, как будто была еще жива. Столкнувшись с бревном, перевернулась и со всей силой ударилась об одну из опор моста. Доктор подумал, что он может отличить один порыв от тысячи других просто на основании характерной тупости и глупости.

Когда дождь закончится, сказал он сам себе, в газетах поднимется неимоверная шумиха, будут сформированы новые государственные службы, старые будут реорганизованы, прибудут эксперты и всему найдут объяснение, спасательные организации разобьют палатки по оказанию помощи – и все успокоятся. Приедут английские леди в твидовых юбках и удобной обуви и американки в джинсах и высоких ботинках. Но ничего так и не будет сделано. Не будет ни системы предупреждения, ни компьютеров для координации показателей гидрометров вдоль реки. Его соседи в Сайта Кроче, пополо минуто – «маленькие люди», по-прежнему будут страдать, продолжая жить в хаосе, в убогих развалившихся домах, и не имея возможности восстановить свои разрушенные мастерские.

Все это похоже на конец света. И все это из-за человеческой глупости. Люди глупы, как та мертвая корова. И речь не только о флорентинцах или итальянцах речь обо всем человечестве. Люди вырубают леса в Южной Америке, отравляют землю пестицидами, реки – химическими отходами, атмосферу – углеводородом…

И тем не менее у доктора Постильоне есть внутренне чутье, инстинкт, который помог ему выжить в лагере для военнопленных в Северной Африке и пережить тяжелое супружество, не утратив добродушного нрава. Это инстинкт – внутренний голос, почти как сократовский даймон, – к счастью. Ведомый этим внутренним голосом, он находит счастье в любой ситуации, даже самой отчаянной, почти с такой же уверенностью, как опытный путешественник, привыкший летать на самолетах, всегда выбирает боковое место рядом с люком аварийного выхода на крыло.

Этот внутренний голос не покинул его и когда он стоял у окна в коридоре Вазари, глядя вниз на мертвую корову, ударяющуюся об опору моста. Голос говорил ему о том, что это шанс проявить милосердие и благородство духа, совершить вдохновенные героические поступки, такие, как только что продемонстрировал пожилой soprintendente, синьор Джорджо, который на протяжении всех лет, что доктор его знал, думал только о собственном комфорте и спокойствии. Голос говорил с ним о том, что и священникам, и коммунистам, и карабинерам представилась возможность поработать рука об руку, чтобы расчистить завалы и уменьшить страдания людей. Голос говорил ему об огромных суммах денег, которые потекут сюда из Англии, Германии и Америки, особенно из Америки, страны изобилия. Голос говорил с ним о гигантском шаге вперед – даже, можно сказать, прорыве – в науке реставрационных работ, поскольку с проблемами, вызванными наводнением, боролись ведущие реставраторы – такие как он сам.

– Постильоне! Постильоне! – звал его голос, на этот раз не его даймон, а голос soprintendente.

– Иду, синьор Джорджо, – прокричал доктор.

– Вы помните, почему Вазари жаловался на великого герцога четыреста лет тому назад? – soprintendente тоже кричал, чтобы собеседник его расслышал.

– Очень хорошо помню, синьор Джорджо. Великий герцог не дал ему достаточно времени, чтобы выполнить работу на должном уровне, когда он строил этот коридор. Он должен был довольствоваться самыми плохими стройматериалами, худшими рабочими.

Так что я бы на вашем месте не продолжал там стоять.

Но доктор Постильоне не торопился. Он преодолел собственный страх или, скорее, забыл про него, а может, страх просто испарился. Так или иначе, он не чувствовал страха.

На самом деле он никогда еще за всю свою жизнь не был так бесстрашен. Он чувствовал радостное возбуждение, как будто дрожание под ним было дрожанием коня, а он – торжествующим победу кондотьером, как будто дрожание под ним было содроганием богини любви, а он сам – великим Марсом, оседлавшим ее. И все благодаря его внутреннему чутью.

Теперь, спустя месяц после всего этого, он может сказать себе: «Посмотри, что произошло!» В газетах была поднята огромная шумиха. Опять всплыли и активно обсуждались проблемы с водосливами, водохранилищами и плотинами ГЭС в Ла-Пенне и Леване, проблемы, связанные с набережными, вырубкой леса в сельских районах, прилегающих к городу, и необходимостью разработать план регулирования речного русла. Инженер, отвечавший за строительство плотины в Леване, покончил жизнь самоубийством. Каждый, кто имел хоть какое-нибудь отношение к происходящему, нашел, на кого свалить свою вину. Немцы прислали оборудование и деньги. Англичане – теплую одежду и чай. Французы ничего не прислали. Японцы снабдили промокательной бумагой. Американцы доставили одежду и продовольственные запасы. Даже русские приняли участие, прислав судно, доверху груженное рождественскими игрушками для детей. И еще американцы прислали деньги, главным образом деньги. Каждый американец, который когда-то приобрел в Сайта Кроче кожаную сумочку или кошелек, или золотую цепочку на Понте Веккьо, или дешевый платок в Сан-Лоренцо, вынул свою чековую книжку и давал, давал, давал деньги, деньги, деньги. Щедрый народ и очаровательный. Особенно женщины.

На верхней лоджии, теперь закрытой, выходящей на площадь Даванцати, есть опускающаяся дверь, через которую когда-то можно было выливать раскаленное масло на людей (предположительно врагов), находящихся внизу во внутреннем дворике. Это можно было бы сделать и сейчас, конечно, если иметь под рукой чан раскаленного масла, которого у доктора Постильоне не было, хотя в его восстановленной лаборатории и хранилось достаточно синильной кислоты для того, чтобы изготовить раствор, способный отвадить даже самых назойливых посетителей.

Но кого же так не хотел видеть доктор? Список этих людей был длинным, сам доктор не знал его до конца. Но первым в этом списке стоял его непосредственный (ив какой-то мере единственный) начальник, Soprintendenza del opificio delie pietre dure, синьор Джорджио Фокачи, чьи героические действия во время наводнения придали ему чувство особой значимости в собственных глазах. Вторым в списке был аббат Ремо из Бадиа, который постоянно звонил в лабораторию с чем-то срочным начиная с девяти часов утра. И поэтому доктор не рад видеть, как аббат и синьор Джорджо приближаются вместе, аббат резко жестикулируя, а синьор Джорджо понимающе и одобрительно кивая ему в ответ.

Спрятаться негде. Конечно, мест, где физически можно укрыться, предостаточно, но нет такого места, где будешь чувствовать себя уютно. Доктору Постильоне не хотелось провести весь день в Музее кружева на четвертом этаже, например. Он бы не вынес этого. Его не интересовало кружево. Деспотичный это вид искусства, занятие, не стоящее внимания. Продукт рабского труда, противоречащий истинному искусству. К тому же, у доктора было неотложное дело. В любой момент мог появиться Донателло Магдалене из Опера дель Дуомо. [104] Было приготовлено место. Были даны указания. Он сожалел о том, что сам не отправился прямиком в Опера дель Дуомо, – вдвойне сожалел теперь, когда было слишком поздно, чтобы избежать встречи с синьором Джорджо и аббатом. Когда они вошли в лабораторию, он стоял, склонившись над «Мадонной с младенцем», старательно изучая школу Дюрера. Аббат уже не просто жестикулировал, он кричал во весь голос, чуть ли не рыдая.